Афоня или путешествие тверского купца Никитина к Древу желаний

Но медведь впал в спячку и ничего не видел и не слышал. Афоня же был занят Гульчатай, которой было глубоко наплевать на все паруса вместе взятые, так как она вообще выбрала себе другой, половой, а не морской образ жизни, поэтому для нее парус был простой тряпкой, появившейся на горизонте. Да и как вообще она могла что-то увидеть на горизонте, когда она постоянно смотрела только в потолок и по углам кубрика, где придавалась любовным утехам с распечатавшим свой половой талант бывшим девственником Афоней. Кроме этого она вдруг начала что-то чувствовать (кроме половой привязанности и страсти) к этому неутомимому русскому путешественнику из далекой Рассеи. Даже более того, она собиралась в ближайшее время серьезно поговорить с Афанасием о своих нежданно обрушившихся на ее красивую головку чувствах.

Пираты Персидского моря

А тем временем парус стремительно приближался к кораблю наших путешественников. Синдбад, на всякий случай, достал свой верный ятаган, матросы тоже вытянули из рундуков ножи, топоры и прочие пистоли. На Аллаха надейся, а порох держи сухим, так примерно гласит старинная восточная морская мудрость.

Предчувствия моряков начали оправдываться после того, как стали просматриваться все части догонявшего их корабля. Настроение у путешественников и вовсе испортилось, когда на грот-мачте в корзине впередсмотрящего они увидели не матроса, а его голую жопу.

— Если бы Зигмунд сейчас не спал, — заметил Афоня, вышедший на палубу подышать свежим воздухом, — то он бы мигом разгадал, что означает эта жопа на мачте. — Интересно, кому это понадобилось срать с такой высоты на голову команде?

— Жопа на мачте, — сурово парировал Синдбад. — То и означает, что она всем нам недвусмысленно угрожает. Это и без твоего ученого медведя ясно.

Только успел капитан промолвить эти слова, как рядом с бортом звонко шипя, в воду плюхнулось раскаленное ядро.

— Ё ханы-бады! — вдруг донеслось с нападающей шхуны и всем стало ясно, что корабль Синдбада атакован пиратами Персидского моря.

— К повороту, нах! — опомнился капитан Синдбад. — Левый борт основной калибр заряжай, ля!

На корабле началась предбоевая суета. Матросы ругались матом, сталкивались лбами, спотыкались о канаты и готовились отбивать абордаж. Комендоры уже успели перепачкаться больше обычного и с грохотом катали ядра на своей палубе. Боцман покраснел от натуги, насвистывая в свою дудку новую песню «Наверх вы товарищи, все по местам…».

Синдбад разминался на мостике со своим ятаганом. Гульчатай, свесившись через борт, плевала в сторону пиратской шхуны и грозила пиратам своим кулачком, а Афоня вытянул из трюма огромную кувалду и теперь усиленно плевал на свои ладони.

— Синдбад, — вдруг позвал капитана русский путешественник. — Ты сразу-то их не бей, сначала надо что-нибудь обидное сказать, потолкаться, а уж потом можно и в лоб заеперить.

— Афоня, — огрызнулся капитан. — Отвянь ты, нах, со своими правилами честной драки! Видишь же, какая сучья свадьба намечается. Я им потом что-нибудь обидное скажу и потолкаюсь, мля! Орудие, товсь! Пли, нах!

Из-под палубы шваркнуло, и в сторону пиратов устремилось ответное ядро. И… О чудо! Снаряд мягко влетел на палубу шхуны и с той же скоростью устремился в обратном направлении, клонясь на пороховую палубу синдбадова корабля.

— Поворачивай! Поворачивай, нах! — заголосила вся команда, ошарашенная таким поведением снаряда. Рулевой так закрутил руль, что корабль круто лег на скулу.

— Откренивай! — командовал Синдбад, и матросы, поползли на вздыбившийся борт. Гульчатай от такого поворота событий, пролетев через палубу, запросто могла бы разбить свою прелестную головку о грот-мачту, но там расшаперив ноги, в полном недоумении сидел Афоня. Его пах и смягчил скольжение девушки. Увидев у себя между ног голову любовницы, Афоня, морщась и с трудом поднимаясь, сухо и по-деловому произнес:

— Апосля с тобой миньетить будем, родная. Вот выполним боевую задачу, и сделаешь миньет по полной программе.

Сказал и пошел в гальюн…, видно, как-то по-особому готовиться к бою. В голове же девушки, так и остался без ответа вопрос: какое отношение имеет миньет к выполнению боевой задачи? А, быть может, и не было в гулиной головке такого вопроса, а просто случилось сотрясения мозга. Кто теперь это узнает…

Когда, облегчившись, Афоня вышел на палубу, бой был уже в самом разгаре. Кроме мата и крови в воздухе витал запах рукопашной, то есть откровенно воняло говном. Сначала Афоня подумал, что наносит именно от него, но потом понял, что воняет от всех участников баталии. Оценив ситуацию, наш путешественник увидел, что три пирата уже прижали Синдбада к румпелю и вот-вот, пригвоздят его китайское желтое тулово к штурвалу, как кичевую репродукцию в деревенской хате.

Наш русский путешественник не любил, когда даже фирменные офорты висят на стенах, уж, не говоря о румпеле, поэтому он маханул своей кувалдой и… все трое супостата упали вместе с перилами капитанского мостика в воду.