Афонские рассказы

– Сынок, я провел не очень радостную жизнь, но сохранил свой обет Пресвятой. Поэтому надеюсь на милость Божью в Царстве Небесном. Как у каждого человека, были у меня моменты скорби и моменты радости. Я ни о чем не печалюсь и благодарю Господа за все. Ты взрослый человек и можешь сам руководить своей жизнью с помощью Божьей. Но у меня есть к тебе просьба. – Георгиос со вниманием стал слушать. – Когда-то давно, еще до знакомства с твоей матерью, я подвизался на Святой горе Афон и был излишне ретив в своем желании служить Матери Божьей. Я был горд своими душевными качествами, как богач, который кичится золотом и серебром. Поэтому Господь послал мне безжалостного гонителя, который и сам сейчас подвизается на Афоне. Он гнал меня долгие годы, потому что мы однажды начали с ним некий спор: что сильнее на земле, праведность или нечестие? Этот человек искушал меня всевозможными гонениями, уверяя, что нечестие сильнее любой праведности. Он обманывал и гнал меня, но во время всех этих испытаний со мною был Господь и согревал меня Своей любовью. И я счастлив, что провел жизнь, полную скорбей и лишений, воспитал тебя и напутствовал в вечную жизнь свою жену – твою мать. Все это время я молился за моего гонителя и теперь молю Господа простить его за все, потому что и его трудами Господь врачевал мою кичливую душу.

Так вот моя просьба, сынок. Если ты имеешь сердечное желание подвизаться на Афоне – вот тебе мое отцовское благословение: ступай с миром на Афон, но береги свои добродетели, не кичись ими перед другими, не показывай их без надобности. Будь скромен и силен в подвиге… Найди архимандрита Фалалея – игумена монастыря и скажи, что я простил его от всей души. Пусть не держит зла на меня за наш спор. Я виноват в нем не меньше его, потому что подобного рода споры искушают Господа. А в Писании говорится: «не искушай Господа Бога твоего» (Мф. 4.7; Втор. 6.16). – Панайотис тяжело вздохнул. – И еще… Знай – этот архимандрит Фалалей твой настоящий отец. Но и я люблю тебя как сына. Дьявол думал наказать меня тобой, но, по милости Божьей, ты стал главным утешением в моей жизни. Я рад, что воспитал тебя таким и горжусь тобой. Прости меня за все!

После этих слов страдалец Панайотис скончался со светлой улыбкой на лице, и Господь принял с миром его душу. Георгиос оплакал своего отчима, которого любил и которому подражал, и пошел в мир, открывавший перед ним все двери.

Несколько лет Георгиос колебался: жениться ли ему или уйти на Святую гору? Благословение Панайотиса давало ему свободный выбор. Наконец желание подвига пересилило в нем все мирские желания, и он удалился в монастырь. Лет ему тогда было 25, так же, как Панайотису, когда тот впервые появился на Святой горе. Он умел работать в саду, и его взяли помощником садовника. Молодой подвижник быстро прижился в монастыре. Монахи очень полюбили его, однако он помнил завет Панайотиса и старался скрывать свои добродетели перед ближними.

За добронравие Георгиоса приблизил игумен и сделал его своим келейником. Он был уже очень стар – священноархимандрит Фалалей – и страдал многими недугами. Его телесные и душевные мучения были очень велики. Иной раз он кричал от боли всю ночь, и всем было ясно, что игумен долго не проживет.

Молитвы святогорцев, смирение Панайотиса, общение с монахами, монастырская служба – все это изменило прежнего «мусорщика», и он стал чаще задумываться о своей греховности. Деньги, власть, связи и поистине дьявольское коварство смогли дать ему почти все в этом мире, даже место игумена монастыря. Единственное, что он не мог приобрести, – это чистую совесть. Она была черна, и это предвещало отцу Фалалею адские муки.

Он полюбил своего келейника и, видя его мудрость и чистоту, решил поставить Георгиоса после себя игуменом. Он быстро постриг его, рукоположил и сделал своим ближайшим помощником.

И вот пришел час его смерти. Игумен вызвал Георгиоса – к тому времени иеромонаха Симона – к себе, желая исповедаться. После исповеди он спросил его:

– Расскажи хоть что-нибудь о себе. Кем ты был в миру? Знаю, что ты крестьянин, я презирал их раньше, об этом я тебе сказал на исповеди. Мои злые дела перед человеком, которого звали Панайотис, тревожат мою совесть, и я не знаю ничего, что смогло бы уравновесить то зло, какое я причинил ему. Я гнал его, презирал и обманывал. Но сейчас вижу, что нечестие, в котором я видел силу, обернулось против меня и свидетельствует о будущих муках. У нас был спор…

– Я знаю все, отче, и могу утешить тебя, – сказал отец Симон, держа в руках дарохранительницу.

– Как? – с немой мольбой смотрел на него отец Фалалей. – Ты просто, добрый мой человек, хочешь облегчить мне совесть, но даже исповедь не дала мне облегчения, так велики мои грехи! Если бы тот святой человек, Панайотис, смог прийти к моему смертному одру, я облобызал бы его руки и сказал, что он выиграл наш спор. Я бы попросил его простить меня. Только после этого я был бы спокоен. Но, увы, это невозможно.

Отец Симон улыбнулся.