Мы входим во двор монастыря и стоим перед собором, одним из самых больших в православном мире. Своими размерами он подчеркивает нелепость наименования этого места скитом. Куда до него Ватопедскому монастырю… Интересно, что название бывшей здесь кельи Серай переводится как «красивый дворец». Это один из крупнейших православных соборов. После восстановления храма Христа Спасителя и сооружения собора св. Саввы в Сербии он занимает, пожалуй, третье место по величине. Интересно, что это не единственная русская святыня, находящаяся вне России. Многих удивит, что самый древний русский храм находится здесь, на Афоне, в скиту Ксилургу, в котором зарождалось русское монашество. И опять после… После разрушения Десятинной церкви в Киеве в 1935 году.
Рядом с храмом могила иеросхимонаха Виссариона (Толмачева), основателя Андреевского скита, который почил 26 апреля 1862 года на 57-м году жизни и на 32-м пребывания на Святой Горе. Он же был и первым игуменом. Позже я прочитаю в летописи скита, что первый игумен был похоронен, соединив своим телом две территории. Голова покойного на ватопедской земле, а ноги на вновь приобретенной от Руссика. Какое перо опишет те труды, которые понес этот непрославленный святой, чтобы соединить эти две земли и поставить на них это русское чудо, которое мы преступно легко утратили. Спи, отче Виссарионе, хорошо, что не видят твои глаза, что сотворили с твоим детищем…
Величественный храм сей строился около тридцати лет: с 1867 по 1900 год, и израсходовано было 2 млн рублей. Приделы храма посвящены святому благоверному князю Александру Невскому и святой Марии Магдалине в память чудесного спасения государя Александра Николаевича в дни Всемирной выставки в Париже 25 мая 1867 года. Первый камень положил своими руками сын императора, великий князь Алексий, во время своего посещения Святой Горы в июне 1867 года.
Огромное пространство храма вызывает недоумение: неужели оно когда-либо могло быть наполнено, ведь на Афоне живут только монахи. Но в начале века на Святой Горе было около 4 тыс. русских, что весьма устрашало некоторых греческих националистов, потомки которых ныне считают революцию промыслительной для Афона: она-де освободила от русской колонизации. Слепцов хватает и среди греков. Тех, что предпочитают руины мощной православной молитве, пусть звучащей на другом языке — славянском. Да и руины не могут стоять вечно, и европейская «помощь» — логичное завершение этой истории.
Такое впечатление, что мы снова в России: вот иконы прп. Серафима, а вот — прп. Сергия Радонежского. Синодальный стиль иконописания, вышедший в современной Греции из употребления, здесь поражает своим величием. Византийский стиль настолько захватил нынешних греков, что для воссоздания росписей пришлось выписывать иконописца из России. Впрочем, позже в Москве, листая «Сообщения православного Палестинского общества» за 1906 год, я натолкнулся на поразившую меня заметку. Подписана она архим. Михаилом и называется «Искусство на Афоне». «На Афоне есть один очень поучительный… храм. Это Андреевский собор. В нем два храма: верхний и нижний; в верхнем — новая московская живопись, в нижнем — иконопись, прожившая чуть ли не тысячелетие. И вот в верхнем жалко и больно смотреть на стены. Мне стыдно было слушать, когда в моем присутствии расхваливали картину Алексия человека Божия, единственное достоинство которой было рубище и огромная дыра на его рукаве. Никакой религиозной мысли, дешевая ничтожная эффектность, не стоящая ломаного гроша». Но у нас нет таких ощущений. Наверное, потому, что мы не настолько хорошо разбираемся в живописи. Да, икона для нас в первую очередь — икона. Икона — это видение небесного мира, и каждый народ немного по-своему воплощал в красках это видение. Времена тоже вносили свои коррективы. Были разные эпохи, но иконы все равно остаются иконами и достойны почитания. К тому же воспоминания архимандрита совсем не подходят к Андреевскому собору. Здесь чуть ли не впервые в жизни не умом понимаешь, а чувствуешь всей глубиной дыхания былую мощь России. Православную мощь. Истина и сила — единственное, пожалуй, в истории соединение, которое казалось нерушимым и вечным. Не уберегли мы сокровенную сердцевину этой мощи, и пал гигант.