Афонские встречи

Несколько лет назад случайно мы разговорились с одним монахом высокого роста. Очень он удивил меня во время первой нашей встречи. Я хотел его сфотографировать, но он замахал руками. Нам тогда уже было хорошо известно, что многие афонские монахи не любят фотографироваться. Но отец Иннокентий дал объяснение иное: «Раз я работал на послушании и присел отдохнуть. Подрясник на мне бедненький, драный, а тут подкрался незаметно один фотограф, и… потом моя фотография в календаре обошла весь мир. А мне пришлось объясняться с игуменом». Когда позже я бывал в монастыре, то всегда искал глазами отца Иннокентия: жив ли? Но вот он появляется в храме, и еще издалека слышно его шарканье. Вот и худая фигура в стареньком подряснике: на голове неизменная русская скуфейка, а на ногах огромные башмаки, явно не по размеру. Иной раз ему разрешали прочитать 50-й псалом на панихиде и на молебне. Читал он наизусть и весьма волнуясь. Видно, что этот простой человек гордится своей обязанностью. Хорошее напоминание священнослужителям, которым вверено больше, но которые дорожат своими обязанностями меньше, чем этот простой монах. Кое-что он, конечно, рассказывал нам о себе, но довольно подробное его жизнеописание я нашел в журнале «Памятники Отечества» за 1992 год.

«Я родился в деревне Зубаревка Орловской области, — неторопливо начал отец Иннокентий, в миру Иван Матвеевич Дудкин, — бабушка записала мне год рождения 1918, хотя кто знает, может, я родился и раньше. В нашей деревне сразу-то не писали, кто когда родился. Отец мой был красный конник, пришел с гражданской, да вскоре помер. Потом померла мать. Остались мы с сестрами. Жили в бедности, а потом и сестры померли, и остался я один как перст на Божием свете…» А далее говорится о том, как будущий монах в 15 лет начал работать. А школы в их деревне вообще не было; лишь когда образовали колхоз, была открыта и школа. Только проучиться в ней Ване Дудкину удалось всего три года. Но Ваня оказался способным, особенно хорошо разбирался в технике, поэтому он в колхозе первым сел на трактор. И началась его трудовая биография. Всю жизнь продержал он в руках баранку. Потом отправился работать шофером в Харьков.

Потом служба в армии в Литве, затем война, на которой тоже пришлось крутить баранку. Конечно, в разведку он не ходил, не ходил и в атаку. Но каково было служить в войну военным шоферам, каково было ехать под бомбежкой или артобстрелом, рассказать могут только они сами. Рассказал бывший солдат Дудкин про то, как в первые дни войны вывозил он солдат из окружения. Многих спас. Так и провоевал с баранкой в руках от начала войны и до самого конца. Кончил войну в Кенигсберге кавалером двух боевых орденов. И медалей у Ивана Дудкина было достаточно. Дальше работа, работа. Работал на Севере и в Сибири, мотался по всей стране. Но вот осел во Владимире, стал прихожанином Успенского храма в Суздале. Стал потихоньку помогать, ведь нигде и никогда будущий афонский монах не оставался без работы. Потом отправился в Псково-Печерский монастырь и здесь, конечно, шоферил. И тут двух знакомых монахов направили на Афон. Там они не забыли про Ивана Дудкина и пишут оттуда: «Ваня, приезжай! У нас шофера нету!» И Ваня приехал. Как его пустили — немонаха, простого мирянина — в Грецию, мне лично непонятно. Долгое время был послушником, потом пострижен в монашество. И здесь пригодилась его профессия — работал шофером. Помню, как о. Анфим, который ныне исполняет должность антипросопа[38], с гордостью показывал изобретение о. Иннокентия. Само изобретение я не запомнил, но помню, что о. Анфим чрезвычайно им гордился. Вспоминаю и другой эпизод. О. Иннокентий после службы разговаривает с кем-то в монастырском дворике, и вот к нему подходит архиепископ Кирилл Ярославский и Ростовский, тогда бывший викарием Тульской епархии, и складывает руки для благословения. О. Иннокентий, заметив его, едва не отпрыгивает от испуга, но затем начинается оживленный обмен воспоминаниями: а как там Васька или Колька? Видимо, их жизненные пути пересеклись во Владимире, там Михаил, будущий архиепископ, стал монахом Кириллом.

Глава святого апостола Иоанна Богослова с нетленным ухом, которым он внимал голосу Господа, записывая Апокалипсис