Кстати, тогда греческие политики пошли на следующую хитрость. Зная, что настоятель Ильинского скита о. Николай отрицает Русскую Церковь Московского Патриархата из-за декларации митрополита Сергия и экуменизма, они подсунули ему на подпись письмо, в котором говорилось, что он не хотел бы, чтобы патриарх Алексий I приезжал на Афон во время празднования тысячелетия. Ни архимандрит Пантелеимонова монастыря Илиан, ни архимандрит Михаил ничего не знали об этом письме, но оно было послано от лица всех трех обителей. Архимандрит Николай после очень огорчался из-за этого подлога. «Так и не приехал бедный Алексий, и по-человечески мне его очень жаль, стар ведь, и, слышно, болен, и не у дел… Афон ему ох как нужен», — жаловался он зарубежному писателю Дарову… Давно уже умер о. Михаил. А в 1971 году почил и последний русский инок Сампсон.
И вот мы уже заканчивали наше путешествие в историю Андреевского скита и стояли на пороге храма в честь всех преподобных афонских, как услышали и увидели высокого мужчину, с облегчением опустившего гигантский рюкзак на пол. Небольшая борода, простое морщинистое лицо и особенно старый пиджак — все это позволяло предположить, что перед нами один из наших соотечественников, крестьянин из Рязанской области или в лучшем случае осевший в Москве лет двадцать назад плотник. Только непомерно высокий рост, не характерный для русского колхозника, выдавал в нем иностранца. Да и встретить на Афоне русского крестьянина в нынешние времена, увы, маловероятно. Хотя сто лет назад Афон был переполнен русскими крестьянами. Этот высоченный паломник невольно вызвал у нас улыбку. Через полчаса, когда я уже сидел в обширной и густонаселенной келье у своих друзей, дверь резко распахнулась, и мы увидели на пороге нашего странного гостя, правда, на этот раз в обществе греков-монахов, которым пришлось немало потрудиться, подтаскивая тяжелую поклажу гостя. Еще раз улыбнувшись, мы продолжили нашу беседу. Тем временем странный паломник открыл свой рюкзак и достал переносной компьютер. Затем включил его в сеть, нисколько не удивившись, что единственная свободная кровать оказалась рядом с единственной в комнате розеткой. Кажется, он был уверен, что иначе не могло быть — не могла же совершиться на небесах какая-то ошибка, и он бы оказался на кровати, облагодетельствованной ярким дневным светом, но лишенной электричества. Ведь ему же надо было работать! Не помню, когда и по какому поводу странник вступил с нами в беседу. То ли когда Валера, вспомнив о пропущенной трапезе, стал рыться в карманах, готовясь к неизбежному посещению Кареи, то ли просто вставил какое-то русское слово в нашу беседу, но, так или иначе, мы получили еще одно подтверждение, что «великий и могучий» еще пользуется уважением на Афоне в отличие от других точек планеты. От материальной помощи мы отказались, отметив про себя, что это предложение весьма не характерно для иностранца. И вот, как говорится, слово за слово, скоро мы уже узнали, что зовут нашего соседа Иоанн, что он датчанин и недавно перешел в Православие, что он несколько раз бывал в России и научился сносно говорить по-русски и что он профессор непонятно каких наук, как у нас говорят в подобных случаях, «кислых щей и вареных овощей». Так постепенно профессор не только вошел в наш разговор, но и полностью овладел нашим вниманием. Скоро уже говорил только он, а мы слушали. И послушать было что…