Время приходит и уходит, и жемчуг превращается в мусор. Спустя век и человеческие кости становятся белее мрамора. Минуют миллионолетия — и звезды гаснут. Но в глубинах океана нарождаются новые жемчужины, а во чреве матери новое дитя. А в бездне ночи новые звёзды. Так выпьем же за любовь, без которой и птенец не проклюнется! (из тостов Пизы).
Вовс и Муст:
— Вы ведёте себя подобно бездельникам, ищущим ссоры.
— Конечно, в эйфории ожидания мы перегибаем палку. Но в этом нашем поведении нет и намёка на какую бы то ни было извращённость. Только больное воображение способно заподозрить в этом политические страсти.
Пронзённая корнями молний ночь.
Так вечность прорастает в жизнь земную,
Так проникает наша жизнь в иную,
Земную смерть не в силах превозмочь.
«И никаких ужасов. Они раздражают обывателя. Обыватель — то есть мы все — он же и читатель. Так что никаких триллеров…» (из письма автору).
Щемящее чувство утраты. Порой нахлынет, накатит, и тебе пригрезится какой–либо момент из безвозвратно ушедшего. И кажется тебе, что этот почти галлюцинаторный образ тех давних чувств и даже вкус их свежести посетили тебя. Кажется, был… Но не было его, а только что путём каких–то нечаянных эманаций души выткался в твоём воображении, растрогал твоё сердце какой–то звук — отзвук минувшего, силуэт былого, похожий на что–то или на кого–то в прошлом. И вот уже ты не только слышишь музыку детства, но и ощущаешь аромат простых цветов или сырость штукатурки на углу дома, или горький запах упавшего листа, или приторный дух акации в июне.
…И далее всей своей плотью ты чувствуешь прилив сил и, быть может, понимаешь — это твоя, связанная с землёй и небом, природа посылает тебе шанс ещё раз осознать себя не просто тварью Божьей, но наиболее близким к нему Существом…
«Черномурка», интервью:
Думали, убивают чужих. Оказалось — своих. Убили и ужаснулись потерями самых лучших из своего народа. Хакхан.
Всё распадается и вместе с тем объединяется. Банда троллейбусников забастовала и вытребовала зарплаты до десяти тысяч. Нудисты добились легальных пляжей. Те, что воевали за речкой, — каких–то дополнительных льгот…
Однако жизнь не становится лучше и веселей. Пропащие мы все люди! (из радиовыступления Пур — Шпагатова).
О королеве свалок Колировке:
Это лишь прозвище. Колировка никогда не имела дел на свалках. Да. Начинала она со сдачи больших партий металлолома. Когда же государство принимать утиль перестало, Пиза свёл подругу с экспортёрами. Теперь через них Колировка выходит на международный рынок и всё чаще отправляет как вторичное отнюдь не сырьё, а под маркой оного самый что ни на есть отборный продукт отечественной металлургии.
Конечно, одна, без Пизы, Колировка вряд ли смогла бы развернуть этот полулегальный, а то и вполне нелегальный вывоз сырья и полуфабрикатов. Посему кто–то постоянно подогревает слухи, что Колировка в этом бизнесе всего–навсего ширма. Но пока ни она, ни её босс Пиза никаких неудобств ни от властей, ни от слухов не испытали.
Был и побочный, так сказать, продукт. Она привозила товары «Голдстар», «Бурда моден» и прочую «фирму», продавала их здесь по божеской цене, что вполне покрывало её мелкие расходы.
Между ними назревали постельные отношения.
Либо да
Лебеда.
Либо до
Либидо.
Разоблачаться до такой степени — верх легкомыслия.
Язык её трепетал, словно у разевающего рот птенца. Так беззвучно пела свою песнь одиночества Колировка.
Мы все смешные, но каждый по–своему.
Настоящая женщина — это хорошо пристрелянная «пушка». Не подведёт никогда. Не надо только дергать курок. Нажимать надобно мягко, нежно. Семивёрстов.
Стеная, пробуждается вулкан.
Кипучей лавой оросился кратер.
Две тени пляшут на стене канкан…
Момент любви и невесом, и краток.
— Люблю сладкое, а мне всё время подсовывают что–нибудь горькое.
Как горек сок любви!
Извечна меж людьми
Сладчайшая охота.
Быть может, оттого–то
Так горек сок любви.
Максимильянц постоянно облизывается. Язык его мелькает, словно розовое жало: «Окаяния, окаянцы — то же, что Окоёмия и окоёмцы».
Анчоус — маленькая рыбацкая деревня.
Ва:
— У моря никогда не бывает одиноко. Когда рядом никого нет, я словно бы впадаю в анабиоз. Могу часами валяться на песке. С наслаждением молчу. Ленюсь. Не хочется открывать ни рта, ни глаз. Единственное, что меня время от времени беспокоит, — это чувство голода. Когда же мне лень идти в дом, чтобы что–то найти поесть, море даёт мне сладкое. Нежное, живое тело моллюска.
Нет ничего красивее на свете, чем Цикадия.
Когда они рядом, они как бы сливаются в единое целое, двигаясь стремительно в едином шаге–порыве.
Ва и Вовс:
— Такое предчувствие, что нынешний август никогда не кончится.
— Да, очень жарко, как никогда не было.
— Приглашаю в Анчоус. У нас там домик. Никто не будет мешать.
— Ты уверена?
— Абсолютно, Вовс!
— Кто по профессии твоя мама?
— Мама Тама — музеолог! Так я отвечала на этот вопрос в детстве.
— Очень хорошо!
— Чем же это хорошо для тебя?
— Я сейчас изучаю своё прошлое, и мне необходима дополнительная информация.
Падающие с неба дары часто превращаются в камни. Автор.
Фрагмент перепалки: