Читаем Афоризмы старого Китая полностью

В зле страшна скрытность. В добре страшно стремление быть на виду. Поэтому вред, причиненный видимым злом, поверхностен, а причиненный злом скрытым — глубок. Когда добро очевидно, польза от него мала, а когда сокрыто — велика.

139

Добродетель — госпожа таланта, а талант — слуга добродетели.

Если в доме нет хозяина и всем распоряжается слуга, разве не воцарятся в нем бесовщина и помрачение?

140

Воюя с негодяями, оставляй им путь к отступлению. Быть к ним беспощадным — все равно что наглухо закупоривать мышиную нору: тогда мыши, сдохшие в норе, отравят все вокруг.

141

Вину за промахи следует брать на себя наравне с другими, но не стоит претендовать на равные с другими заслуги. Когда у людей заслуги равны, между ними вспыхивает вражда.

Можно разделять с другими их тяготы, но не следует делить с ними их радости. Тот, кто хочет соучаствовать чужой радости, возбуждает ненависть к себе.

142

Добродетельный муж может по бедности быть не в состоянии помочь другим, но, встретив заблудившегося человека, одним словом откроет ему глаза, а встретив человека в затруднительном положении, одним словом избавит его от трудностей. Вот что такое «бескрайняя добродетель»[152].

143

Когда люди голодны, они льнут друг к другу, а когда сыты — поворачиваются друг к другу спиной. Когда человек знатен, с ним ищут знакомства, а когда беден — избегают.

Таковы повсеместные пороки человеческих отношений. Благородный муж должен быть всегда хладнокровен и не выказывать опрометчиво твердость характера[153].

144

Добродетель зависит от широты кругозора, а кругозор растет благодаря знанию[154]. Поэтому тот, кто хочет упрочить свою добродетель, не может не расширять свой кругозор. А чтобы расширять свой кругозор, нужно увеличивать свое знание.

145

Когда во тьме загорается одинокий огонек и для нас умолкают звуки флейты, поющей на десять тысяч ладов[155], нам открывается незыблемый покой бытия.

Когда мы пробуждаемся от снов наяву и для нас замирают все движения мира, нам открывается первозданный Хаос бытия[156].

Если в такие мгновения, обретя девственную ясность мысли, «пролить свет на себя самого»[157], становится понятным, что слух и зрение, вкус и обоняние — путы духа, а желания и страсти — сплошное наваждение.

146

Того, кто требователен к себе, всякое дело излечивает, как целебное снадобье. Того, кто ищет недостатки в других, всякая мысль ранит, как острие копья. Первый открывает всем путь к добру. Второй тянет всех в пучину зла. Они далеки друг от друга, как облака в небе и грязь на земле.

147

Наши деяния и ученость уйдут вместе с нами, а дух целую вечность юн. Заслуги и слава, богатство и знатность меняются вместе с веком, а в океане жизни тысяча лет — как один день.

Поистине, благородный муж не променяет вечное на бренное.

148

Ставят невод на рыб, а попадает в него дикий гусь. Богомол, хватая добычу, не замечает, как сзади к нему подкрадывается воробей.

На каждую хитрость найдется другая хитрость. Всякое происшествие ведет к еще неведомым событиям. Как же можно полагаться на свое знание и разумение?

149

Если в человеке нет ни одной искренней мысли, он подобен нищему, который отовсюду уходит с пустыми руками.

Если у человека нет ни одного подлинного увлечения, он подобен деревянному истукану, который стоит там, где его поставили.

150

Если воду не мутить, она сама по себе отстоится. Если зеркало не пачкать, оно само по себе будет отражать свет.

Человеческое сердце невозможно сделать чистым усилием воли. Устраните то, что его загрязняет, и его чистота проявится сама собой.

Радость незачем искать вовне себя. Устраните то, что доставляет вам беспокойство, и радость сама собой воцарится в вашей душе.

151

Одной мыслью можно преступить законы богов. Одним словом можно разрушить согласие Неба и Земли. Одним поступком можно навлечь беду на потомков.

Вот о чем следует особенно крепко помнить.

152

Человека, бездействующего в решительный момент, лучше оставить в покое, и тогда он сам соберется с мыслями. Не следует его торопить, вызывая в нем раздражение. Человека, не следующего доброму примеру, лучше предоставить самому себе, и тогда он исправится сам. Не следует попрекать его, порождая в нем упрямство.

153

Усердие в благочестии внушает презрение даже к знатнейшим людям государства. Занятие литературой побуждает презирать даже песню «Белый снег»[158]. Если то и другое не закалить в горниле добродетели, первое в конце концов станет средством потешить тщеславие, а второе — ничтожным ремесленничеством.

154

Уходить со службы надо тогда, когда находишься в зените славы.

Жить на покое надо там, где не придется соперничать с другими.

Взращивая в себе добродетель, будь добродетелен в мелочах.

Оказывая милость, делай добро тому, кто не сможет тебя отблагодарить.

155

Лучше быть другом старца, живущего в горах, чем приятелем рыночного торговца.

Лучше быть хозяином в тростниковой хижине, чем гостем в доме с красными воротами[159].

Лучше слушать песни дровосеков и пастухов, чем прислушиваться к уличным сплетням.

Перейти на страницу:

Все книги серии Китайская классика: новые переводы, новый взгляд

Похожие книги

Философия
Философия

Доступно и четко излагаются основные положения системы философского знания, раскрываются мировоззренческое, теоретическое и методологическое значение философии, основные исторические этапы и направления ее развития от античности до наших дней. Отдельные разделы посвящены основам философского понимания мира, социальной философии (предмет, история и анализ основных вопросов общественного развития), а также философской антропологии. По сравнению с первым изданием (М.: Юристъ. 1997) включена глава, раскрывающая реакцию так называемого нового идеализма на классическую немецкую философию и позитивизм, расширены главы, в которых излагаются актуальные проблемы современной философской мысли, философские вопросы информатики, а также современные проблемы философской антропологии.Адресован студентам и аспирантам вузов и научных учреждений.2-е издание, исправленное и дополненное.

Владимир Николаевич Лавриненко

Философия / Образование и наука
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука