Африка

Первый человек, кого я встречаю в Буаке, – госпожа Беде. Неописуемо элегантная, в белом колониальном шлеме на зелёной шёлковой подкладке, с зелёной вуалью поверх белоснежной одежды, она изо всех сил старается сохранить серьёзную мину, но, увидев меня, не выдерживает и заливисто смеётся.

Глава четвёртая

У негров в компании белого чудака. Жизнь его хуже собачьей. Мэй из племени бауле делает всё, чтобы моё путешествие было приятным.

С того момента как я вернулся в Буаке, столицу народа бауле, с территорий, где в джунглях на границе Либерии проживают племена якуба, гере и водаабе, начинается самая странная и фантастическая часть моего путешествия по Африке. Прежде, как бы ни было интересно и странно всё то, что я наблюдал – ландшафт, климат, жители, – я был всего лишь соглядатаем. И лишь по дороге от Буаке к Диауале⁴³произошло нечто такое, что вовлекло меня в самое средоточие африканской жизни со всеми присущими ей чертами. Я почувствовал на губах её горечь и трагизм, они были зримы, я ощущал их сердцем, как и все окружающие меня негры переживали вместе со мной одинаковые чувства; этими чувствами была напитана земля, они порой застили небо.

То, что случилось, не было каким-то событием или происшествием, это не было и приключением из тех, которые, как представляют себе многие, ожидают путника в саванне. Так вышло, что волей обстоятельств никто уже не сможет считать меня обычным туристом, да и сам я по той же воле обстоятельств уже не мог воспринимать окружающее как обычный путешественник. В какой-то миг Африка затянула меня в себя, обнажив предо мной свой пульс, биение тёмной горячей крови, сердце, по своему облику отличающееся от нашего, и оно, мрачное и тяжёлое – тяжелее, чем её земля, и более израненное и враждебное, чем её небо, – приняло меня.

Я перестал быть заурядным путешественником с того момента, как пришёл к швейцарцу, чтобы поблагодарить его за оказанную мне любезность. У него как раз был гость – тоже белый, днём ранее прибывший с северо-востока, где проживает племя лоби, которое в то время бунтовало, убивая белых повсюду, где только можно их встретить. На следующий день этот человек должен был отправиться на северо-запад, в сторону Диауалы, где европейцев нет совсем. Он был в незатейливой светлой рубахе с закатанными рукавами, выстиранной на скорую руку и порванной на груди, и в штанах, пояс которых был расположен ниже обычного, поддерживая на его животе некий объёмный свёрток.

Должно быть, когда-то он был необычайно красив: его глаза были тёплого кофейного оттенка, волосы, чёрные как смоль и необычайно длинные, густыми прядями ниспадали на лоб. Однако теперь на него нельзя было смотреть без боли: в глазах смятение, жилистая шея, руки и грудь исполосованы страшными рубцами. Видимо, некогда его постигла беда, подточившая его дух. То и дело он опускал веки и затем неохотно приподымал их, словно его одолевала скука. Несмотря на то что ему было не так много лет, назвать его молодым человеком язык не поворачивался – скорее, он являл собой руины молодости, в которых ещё теплится жизнь, поддерживаемая его необычайной стойкостью и увесистыми пакетами, подвешенными на бёдрах.

Никогда прежде я не встречал человека, настолько выбитого из колеи, почти стёртого в порошок и вместе с тем излучающего жизненную силу и готовность с честью выйти из самых тяжких испытаний. Он явно годился в герои захватывающего приключенческого романа, какой мог бы выйти из-под пера романиста, наделённого богатейшим воображением. При его появлении ощущалось незримое присутствие Джозефа Конрада, создателя знаменитых отважных персонажей. Моя встреча с ним в гостях у швейцарца стала поворотным моментом моего путешествия.

Н. – прямой потомок герцогов Беррийских и маршала Д.⁴⁴, который, бесславно покидая Березину, без армии, без побед, в одиночку, на вопрос ночных разъездов «Кто идёт?» отвечал: «Великая Армия!» Сам Н. является обладателем графского титула; на нём затасканная льняная рубаха, губы его наверняка горьки как от хинина, который он принимает без облатки, так и от жизни, беспощадно бросающей его на свои жернова; днём его опаляет солнце, ночью пронизывает студёный ветер с болот, над которыми курится туман. Наверное, когда-то у себя на родине он совершил серьёзный проступок, и родителям пришлось от него отречься. Оказавшись под безжалостными лучами африканского солнца, под водопадами африканских дождей, от которых дымится земля, он не мог не прийти к выводу, что та его часть, которая носит столь громкое имя, – лишь нечто второстепенное в этом мире, а другая часть обречена на жизнь хуже собачьей: изнурительная жара и жажда днём, холод и страх ночью.