Африка

В «буфете» все белые сидят за столами в белоснежных одеждах. Похоже, моё появление в компании Н. и швейцарца всех удивляет. Исподтишка наблюдаю за присутствующими и с удовольствием делаю вывод, что мои приятели, безусловно, здесь вызывают наибольший интерес. Из реплик, которыми обмениваются мои сотоварищи в ходе ужина, мне удаётся уяснить, что у Н. была связь с прекрасной, но угрюмой женщиной, муж которой пользуется тут немалым влиянием. Женщина была готова последовать за Н. куда угодно, умереть за него, а он грубо от неё отказался, усмехаясь её мужу прямо в лицо, когда тот хотел закатить скандал. Швейцарец упоминал об этом с изумлением, к которому подмешивались брезгливость и восхищение. Речь об этом зашла потому, что появление этой молодой женщины ожидалось с минуты на минуту, и швейцарец интересовался, можно ли ему, несмотря на то, что он находится в компании Н., подойти и поприветствовать её. А я понял, что во всем этом и кроется главная причина того, что Н. столь скверно воспринимается здешним обществом.

После ужина пьём шампанское у швейцарца, играет граммофон. Швейцарец быстро пьянеет и пытается одарить нас всем, что попадается под руку, – и тем, и этим: «Ешьте, берите, уносите!» Негритянские статуэтки, консервы с маслом, семейные фотографии. Часов в одиннадцать мы оставляем швейцарца и опять идём к неграм. Шампанское бродит в голове, на небе звёзды – самые красивые бриллианты в мире. Н. рассказывает о том, как из-за его глупого поступка по отношению к русской женщине в Париже семья потребовала от него, чтобы он либо записался в иностранный легион, либо затерялся в какой-нибудь колонии. «О, это была весьма некрасивая история! О самоубийстве не могло быть и речи, да я в то время и не в состоянии был бы его совершить; уж слишком я любил ту женщину, чтобы считать свою жизнь конченой. Я приехал сюда и, несмотря на все трудности, мне удавалось что-то откладывать, чтобы посылать ей и готовиться к её приезду. Она всё не приезжала, или, по крайней мере, приехать не спешила, а я жил среди болот, дышал их испарениями, меня нещадно жгло солнце, вода кишела миазмами, и это сильно испортило мой характер. Я перестал посылать ей деньги, и я даже не написал ей, как я её презираю. Вы хорошо сказали, что я теперь “белый среди чёрных”, но всё не совсем так, как вы думаете. Я по-прежнему человек среди людей. Все для меня равны, и я для них таков же, как и все остальные».

Мы молчали, время от времени он предостерегал меня жестом руки, чтобы я не угодил в яму или не споткнулся о кочку, которых на нашем пути было немало. И хотя он поведал мне историю своей жизни, историю простую и трагическую, моих симпатий к нему не прибавилось. Словно догадываясь об этом и желая одержать надо мной верх, он продолжал: «Я был рудознатцем. Знаете ли вы, что это такое? Я искал золото посреди саванны, раскапывая верхний слой почвы, – под солнцем, убивающим даже негров, которые работают рядом, или прорывая в земле примитивные траншеи, которые осыпаются на голову. Я добывал крупицы золота, в изобилии сдобренные горечью. Затем занялся торговлей: надо было объезжать мельчайшие населённые места, преодолевать сотни километров, убеждая дикарей, чтобы они мне поверили, чтобы продавали сырьё только мне. Возить это сырьё, чаще всего стоившее какую-то безделицу, на разваливающихся по дороге машинах, тормоза которых отказывают, а моторы взрываются, – ещё та морока. Взгляните на меня: возможно, под покровом ночи я и выгляжу молодцом – на самом деле за год я перенёс три аварии, получил раны, которые, по словам врачей, никогда не затянутся. Но и это ещё не самое страшное: я хотел бы построить дом. По дороге я покажу вам постройки, которые возвёл сам, в основном своими руками, постройки, расположенные посреди самых пустынных, дичайших мест, но мне не удалось сделать их такими же внушительными, как дома моих предков в Нормандии. Построить большой, великолепный дом, поставить там концертный рояль, развесить портреты, расставить добротную мебель, книги, посуду. Завести собаку – не африканца, а нашу мощную, дикую собаку, которая выживет в этом климате, как выживаю я. Тогда, может быть, у меня появится женщина, которая захочет разделить со мной кров. Понимаете? В самом захолустье возвести дом, в одиночку, своими руками, на лоне дикой природы. Строить – это главное. То, что я построил до сих пор, я либо продавал, либо дарил неграм. Каким же это всегда оборачивалось разочарованием! Здесь вам каждый про меня скажет: “Это тот, кто строит одинаковые дома!” Ну и что? Может, мною движет ностальгия по Европе? Нет, Европа выглядит довольно убого, если смотреть на неё отсюда, и мне она не нужна. Тем не менее европейцы всё же лучше всех умели строить дома. Я хочу, чтобы мой дом был настоящим домом в том месте, где ещё не ступала нога белого человека».