Африка

Мы вообще не способны представить себе, что такое негритянская тропа. Мужчины и женщины ходят по ней денно и нощно в обоих направлениях. Негры постоянно находятся в движении; они не связаны личным имуществом, никакие правила или паспорта не прикрепляют их к тому или иному месту. Негр идёт за чем-то, что ему нужно, и либо возвращается, либо нет, всюду находя новых братьев и передавая приветы прежним через встречных, идущих в том направлении. Поэтому негритянскую деревню нельзя представить себе без хижины, которая служит приютом для странников, и поэтому население одной колонии перетекает в другую, как только для этого возникает малейший повод.

Интересно просто путешествовать по Африке и наблюдать за гигантами, куда-то спешащими со всем своим скарбом на голове. У африканцев есть дорожное приспособление, очень похожее на нашу колыбель, куда помещается одежда, посуда, домашняя птица, и всё это даже не приходится придерживать руками. Впереди семенит чёрная козочка, сзади – жена с детьми на спине, а ещё дальше – тощая жёлтая африканская собака. Это семья ищет более подходящее место обитания.

На тропе при входе в одну из деревень нас встречает стройный юноша, умащённый благовониями, его лицо выкрашено в синий цвет, на руках и ногах множество браслетов. Из одежды на нём только пояс из чёрных лент, сквозь которые продёрнут меч. Паренёк стоит, прислонясь к хижине и подняв руку, а когда мы подходим, приветливо улыбается, не меняя позы. Это главный любимец деревенского старосты, ни одна из жён которого не сравнится с ним благоуханностью и обилием украшений.

Сразу после этого пересекаем прозрачную реку – ту самую Комоэ, по перекатам которой меня сплавляли на пироге, когда я был в Алепе. Теперь я могу сказать, что пейзажи, которые я там видел, – пейзажи, небо и живые существа – были, пожалуй, самыми красивыми из того, что я когда-либо наблюдал. Не отказав себе в некоторой сентиментальности, я огляделся в поисках цветка, который можно было бы послать по воде в те края.

Спуск с холмов к Банфоре необычайно живописен. В семи километрах от неё Самба останавливается, чтобы повидать свою семью и пригласить её к нему в Банфору, когда он там будет. Навстречу нам выходит вся деревня: целый отряд совершенно голых людей-гигантов, груди и мускулы которых невероятны.

Под нами виднеется цветущий сад – это Банфора. Мне приятно знать, что её основал Вюйе, построив тут первую хижину. Особенно же я рад, что смогу потом сказать ему, что он создал нечто достойное наилучшей поэмы. На подступах к Банфоре растут вековые безлистные баобабы огромной толщины. Их ветви усыпаны увесистыми плодами, обжиты гигантскими птицами; они так понравились моему седовласому другу, что он решил рядом основать город.

Виднеющаяся вдали рощица, придающая Банфоре вид цветущего сада, состоит из листопадных деревьев; листья неестественно жёлтые, с металлическим и шелковистым отливом. Под ними уже проклёвываются новые, светлозелёного цвета, поэтому дерево даже вблизи напоминает большой букет. Сегодня Банфора густо засажена деревьями, кроны которых, полные птиц, переплетают и спутывают свои ветви; под их сенью расположились дома белых людей и дивный тенистый сад, наполненный птичьим пением.

В хижинах лагеря идут большие сборы: умываемся, чистимся, бреемся. Собираемся навестить белых. Н. нужно купить новую обувь – старая совсем развалилась. Белые несказанно приветливы и радушны, они убедили нас принять приглашение на ужин, а пока что мы бредём по берегу – надо же увидеть известное своей красотой озеро. В шесть с четвертью наблюдаем неповторимый закат – стремительный, пылающий. Большие языки пламени взбираются по небу, расцвечивая его почти до зенита, а потом вдруг весь багрянец низвергается обратно, проливаясь кровью.

Ночь будет безлунная, и звёзды ещё не зажглись, а когда мы дойдём до озера, наступит кромешный мрак. Чтобы увидеть хоть что-то, я приподнимаю шторм-фонарь: до воды уже совсем недалеко, – это ощущается по веющей от неё свежести и по еле слышному плеску волн о берег. Возвращение проходит весело, и мне хорошо ещё и потому, что я уже знаю, что сказать этим белым колонистам. Я не скажу им: «Здесь так прекрасно, я вам завидую, как бы я хотел быть на вашем месте!», нет, я скажу вот что: «Я просто восхищён вашей стойкостью, позволяющей вам жить в этом аду!» Ведь именно в этом и кроется вся исключительность их положения!

Возвращаясь, мы узнаём от жителей деревни, оказавшейся у нас на пути и расположенной в семи километрах от Банфоры, что часов в десять здесь будет свадьба. Видя, что друзья не уступят просьбам оставить меня здесь, чтобы я мог дождаться этой свадьбы, я вымогаю хотя бы обещание дать мне после ужина провожатых, которые туда меня отведут. Мне это обещают в полной уверенности, что после ужина я передумаю.