Африка африканеров

— Не думаю. Лидеры ПАК вышли из АНК в силу очень конкретных причин. Это — антикоммунизм и оголтелый расизм. Если они захотят вернуться в нашу организацию, то должны принять нашу программу. Пусть возвращаются, если они на это решатся. Но что происходит на самом деле? У руководителей ПАК нет никакой программы. Они занимаются только антикоммунизмом да ездят в Пекин. Еще делают разные заявления, из которых следует, что страна будто бы будет освобождена через три месяца… хотя прекрасно знают, какова истинная ситуация. Но, с другой стороны, я могу с полной уверенностью утверждать, что многие активисты, ушедшие от нас в ПАК в тот момент, когда они вдруг решили, что АНК не хочет начинать вооруженной борьбы, сейчас возвращаются в нашу организацию. А в тюрьмах, на каторжных работах единство достигается само собой. Знаете, что я вам скажу: АНК видел уже столько всяких движений, которые создавались с одной целью — сделать единство невозможным…

В заключение беседы я спрашиваю его, что он думает об Организации Африканского Единства.

Он делает жест рукой, словно отмахиваясь от такого вопроса и как бы давая понять, что не питает иллюзий.

— Чего мы ждем от ОАЕ? Того же, что и от ООН. Всего и ничего. Африка расколота, она тоже зависит от иностранных капиталовложений — французских, английских, американских. Мне думается, что Фервурд кончит так же, как кончил Гитлер. Вам не кажется, что Африка только тогда зашевелится, когда Фервурд нападет на одну из независимых африканских стран? Может случится, что в недалеком будущем западные державы осознают, что чем дольше продержится режим Фервурда, тем радикальнее будет революция, а осознав это, попытаются заменить его каким-нибудь правительством Объединенной партии, Прогрессивной или еще какой-то, созданной специально для этой цели. Хотя вряд ли. Ибо здесь все белые за Фервурда и день ото дня будут становиться все более преданными его сторонниками. Националистическая партия никогда не выпустит власть из своих рук. Она будет защищаться, в крайнем случае пойдя войной на остальную Африку. Средства для этого у нее есть. Теперь уже поздно помышлять о мирном решении проблемы. И то, что произойдет, будет страшно.

Сегодня во второй половине дня я уезжаю. Утром мы нашли на заднем дворе умирающую кухарку. Она решила покончить с собой, поняв, что беременна. Это молодая женщина из племени сото, у нее и так уже шестеро детей. Живут они в одном из отдаленных резерватов, откуда она родом.

Мужа ее несколько дней назад арестовали и посадили в тюрьму за то, что он нарушил закон о пропусках. Без тех нескольких фунтов стерлингов, что она зарабатывала нелегким трудом и целиком отсылала своей матери, дети ее и старые родители умрут с голода. После того как был введен в действие закон об одной служанке, она уже не имеет права ночевать в доме у моих друзей, потому что у них живет няня, и, следовательно, обязана каждый день отправляться на ночлег в Александру, в казарму для «несемейных». Ездить же туда она боится: если обнаружат, что она беременна, ее насильственно отправят в резерват (служанка не имеет права держать при себе ребенка больше трех месяцев). Так кто же будет кормить семью?

В последние дни Ева (так зовут кухарку) не находила себе места, этим-то и объясняются те взгляды затравленного зверя, которые мы время от времени ловили на себе. И ведь несмотря на все дружеское расположение, проявляемое мною, она не обмолвилась ни словом: стена между расами стала непреодолимой, и ей казалось, что белая женщина никогда не поймет драму черной. Она предпочла наложить на себя руки.

Перед отъездом в аэропорт я отправляюсь с друзьями сделать несколько последних покупок. Мы идем на индийский базар, что расположен возле центральной станции, откуда отходят автобусы в локацию Александра. Разгуливаем в самой гуще пестрой толпы: красавицы индианки в сари выбирают шелка; толстые черные няньки, не снимая с головы чемодана, вяжут что-то в ожидании автобуса; промелькнула стайка девочек-метисок из соседнего колледжа и с ними священник; мальчишки-африканцы изображают джазовый оркестр перед открытой дверью торгующей пластинками индийской лавочки, откуда доносится мелодия квила.

И наша маленькая группа белых — потомки буров, сын еврейского эмигранта, англичанин из Родезии и белокурая журналистка — чувствует себя здесь совсем как дома, шутит, смеется. Мои друзья говорят немного на коса, зулу и на гуджарати — языке индийцев-мусульман, и у всех у нас такое ощущение, будто мы перенеслись в страну совсем иную.

— Вот увидишь, — говорит мне Энтони, — в один прекрасный день Южная Африка станет именно такой. Наша страна будет настоящей отчизной для всех рас, в ней сольются, обогащая друг друга, культуры всех наших народов. Это будет маяк Африки. И мы поможем всему континенту.

От Энтони давно уже нет никаких вестей. Боюсь, что его выдали родезийской полиций.

СОУЧАСТНИКИ