В то время как я любовался, полный восторга, с одного пилона острова Филе великолепием природы и зодчества, я услышал громкие восклицания со стороны порогов, и вскоре из-за черных подводных камней явилась моя дагабия, наполненная толпою эфиопов; но при самом прибытии она едва не разбилась об одну из прибрежных скал по причине непроворной уборки парусов. От последовавшего удара два человека, закреплявшие большой парус, перевернулись вместе с реею; мы вздрогнули за них, но они удержались- Сам ветхий шейх лоцманов, Нептун этого берега, пришел возвестить мне благополучное прибытие; со всем тем дагабия была повреждена на носу. Мой кормчий (сын каирского хозяина моей дагабии), прекрасный молодой негр из Сеннара, сопровождавший меня сухим путем, увидев порчу, осыпал упреками лоцмана, сына шейха; а этот ударил его; тут мой Али рассвирепел, как лев; по счастию, у них не было кинжалов, но они так впились друг в друга, что приспевший туда мой янычар едва мог их разнять. Я поспешил вытребовать к себе моего негра; он явился, но трепетал от ярости, глаза его были налиты кровью, и, сорвав сам с себя чалму, начал ее топтать ногами: знак нестерпимой обиды; один из его товарищей хотел смягчить его гнев, как вдруг мой Али схватил попавшийся ему камень и разразил бы своего товарища, если бы не бросились на него толпою; тут я принужден был употребить строгость; Али смирился передо мною, но объявил, что он первый получил удар и что не может этого снести. Я обратился к шейху и сказал ему, что нанесенная моему матросу обида требует наказания. Едва успел я это вымолвить, как по мановению его руки сын упал к его ногам, недвижим, а он могучею своею тростью, успел уже нанести ему два сильные удара; я поспешил остановить его. Мой негр тотчас же смирился и бросился целовать мои руки за то, что я омыл его оскорбление. Я рассказал этот случай, чтобы показать нрав здешнего народа и патриархальную власть отца над детьми. Все нубийцы вооружены смертоносными копьями, которые зазубрены в разные направления и часто напитаны ядом.
Я провел весь вечер на террасе внутреннего пилона Изидина храма, где назначил свою главную квартиру. Так как на острове Филе нет теперь жителей, то никто не приходил развлекать меня. Солнце спускалось за громады Ливийских гор; скалы и здания начали терять свой ослепительный блеск, покрываться лиловыми или лазуревыми оттенками и отражаться в тихих водах Нила, который, в свою очередь, перестав беспрестанно отражать и поглощать вертикальные лучи солнца, казалось, отдыхал вместе со всею природою; только на севере продолжал он вечную борьбу свою с раздробленным гранитом, и глухие рокоты волн его более или менее вторились по направлению ветра. С юга великолепный исток его из мрачной Эфиопии блистал широкою полосою между двух чудовищных скал. Пальмовые рощи и вся зелень окрестных берегов обольщали взор необыкновенною прозрачностью и разительно противоречили строгим очеркам нагроможденных зубчатых скал. Едва последние лучи солнца блеснули из-за гор, как ночь быстро начала потоплять во мраке все предметы и через двадцать минут заблистали уже звезды: с юга пламенное созвездие Канопа, с востока созвездие Льва; но я напрасно искал родных созвездий северного полушария!..
Шум порогов, более слышный ночью, начал навевать на меня сон, когда я оставил таинственные храмы Изиды и в темноте едва добрел по развалинам до великолепного пропилея восточного берега, возле которого стояла моя дагабия. Там, в пристроенных к гордому языческому храму скромных монашеских кельях, нашел я успокоение.
Заря едва занималась, когда мы оставили волшебный остров Филе при самом легком ветерке. Чем далее мы отплывали, тем живописнее рисовались ряды его колонн и выше вставали его пирамидальные пилоны. Мрачные скалы с каждым движением барки принимали различные химерические виды и делались как бы существами сверхъестественными. Но первые лучи солнца едва блеснули — и видения зари исчезли, как метеор… Нубийцы рассказывают много чудесных повестей об острове Филе. Я не мог отвести глаз от этой картины. Наконец, дикие горы закрыли ее от меня.
Итак, мало этих преград? Мало этой дали между тобою и отечеством, о котором ты скрытно вздыхаешь? Скоро еще пламенная линия тропика отделит тебя от него, говорил я сам себе и уже нетерпеливо смотрел вдаль, чтобы открыть скорее тот горизонт, те горы, откуда начнется мой обратный путь на родину. Но я плыл еще во глубь Нубии!..