Африка глазами наших соотечественников

Ночи в Мубин прекрасны. Часто после дня, в продолжение которого сильный ветер помрачает горизонт густыми туманами и песчаными тучами, наступает великолепное захождение солнца. Яркий блеск его лучей, висящие над ним мрачные и пасмурные облака и ясное лазуревое небо представляют великолепные картины, которые, беспрестанно изменяясь, являют самые величественные красоты на краю горизонта. Солнце рассеивает в воздухе блестящие и в других местах невиданные краски; песок пустыни, кажется, пламенеет живым розовым огнем; горы кажутся возвышеннее и горделивее. Это очаровательное явление природы нередко приводило нас в восхитительное изумление. Но зачем нельзя далее наслаждаться сладостным очарованием? По захождении солнца вдруг наступает пронзительный холод и мрак; ветер утихает, тучи исчезают, небо прочищается, и горизонт, принимая новый вид, облекается новыми красотами. Как прекрасен свет луны! Как величественны сияние звезд и вид неба! Как прозрачен воздух! Кажется, небесный свод являет здесь взорам смертных самые тайные свои сокровища; на светлом щите месяца будто читаешь и узнаешь новые предметы; горящие пылким огнем небесные светила здесь, кажется, говорят страннику, что каждое из них есть особенное солнце.

Никогда не забуду одной из сих великолепных ночей, проведенных мною в Шейх-Абд-эд-даиме, где я был приятно растроган следующим происшествием. Несколько лет тому назад жил там шейх, который постами, набожностью, ворожбою и странною своею одеждою приобрел необыкновенную славу во всей окрестности. Подобные святоши почитаются в этой стране простым народом за вдохновенных и имеющих общение с небесами. После смерти они идут прямо в рай, где в награждение за страдания, ими претерпенные, получают в обладание шестьдесят великолепных чертогов; каждый вмещает в себе по 60 прекрасных и чистых дев, из которых если бы одна явилась во время ночи на небе, то озарила бы весь мир светом, равным солнечному^[221]. Шейх, о котором я говорю, по смерти был погребен в том же доме, где проводил жизнь свою; окрестные жители пристроили к дому навес, который устлали рогожами из пальмовых листьев, и ныне сюда собираются на молитву. Белое знамя, эмблема покойного, развевается над навесом, и глиняная лампада разливает бледный свет свой.