Кучка индийцев стоит перед буфетом и хладнокровно рассматривает машину, остановившуюся в нескольких шагах. Государственный приют для путников дальше, в полукилометре от поселка.
Дождь совершенно прошел, когда мы по узенькой боковой дорожке проехали с главного шоссе через саванну до невысокого холмика. Вдали белеют стены приюта. Наконец близится долгожданный отдых. Остается только метров 30 до дома…
— Тормози!
— Выключаю фары!
— Сигналить будешь?
— … Еще раздразним его. Лучше мотором…
— Попробуй!
До домика всего 30 метров, не больше. Но между ним и «татрой» появилась огромная серобурая масса. Бегемот. Две с половиной тонны мяса перевалили через край дороги и остановились на середине нашего пути. Непосредственно за первым показался второй бегемот. Оба остановились, что-то почуяв, и наклонили головы. Пять бесконечных секунд напряжения. Мы были бессильны что-либо предпринять. Развернуть машину было невозможно, и все зависело от каприза чудовища, стоявшего перед «татрой». Бегемот понемногу поворачивается головой к свету. Мы уже схватились за ручку дверцы, но тут бегемот вдруг нерешительно отворачивается, встревоженный стуком мотора, и медленно переваливается через дорогу в саванну. Второй ковыляет на свою сторону. Первая скорость, полный газ — и «татра» останавливается перед самым домом.
Быстро переносим самые необходимые вещи, потом фотоаппараты, камеры, проявленную пленку, архив фотографий и документы. Кругом в темноте повсюду звучат тяжелые шаги бегемотов, и со всех сторон раздается их хриплый рев. С тяжелым сердцем запираем машину. В каком состоянии найдем мы ее завтра? С нами в домике ничего не может случиться, но что если вдруг какой-нибудь бегемот проявит из ряда вон выходящую техническую любознательность и заинтересуется наружными и внутренними деталями нашей «татрочки»?
До глубокой ночи тщетно стараемся понять, почему как раз вокруг домика собралось столько бегемотов. Все окрестности с вечера уже тонули в глубокой тьме. Только около полуночи небо на востоке загорелось алым светом, а еще через несколько минут глубоко внизу кроваво-красный поток света залил поверхность озера Эдуард. Домик стоит прямо над берегом, и поэтому сюда каждую ночь выходят пастись сотни бегемотов.
Всю эту последнюю ночь в Уганде бегемоты устраивали концерты под окнами уединенного домика. Издаваемые ими звуки трудно передать. Это нечто среднее между хрюканьем свиньи и мычанием коровы, основательно усиленным при помощи динамического репродуктора.
С рассветом мы были на ногах. Чем светлее становилось на дворе, тем быстрее удалялись бегемоты к озеру. Опоздавшие животные ковыляли туда уже перед самым восходом солнца. Широкими тропами, протоптанными бегемотами, мы пробрались следом за ними к берегу. Воздух над озером дрожал от довольного басистого хрюканья; в воде недалеко от берега мы увидели их первое сборище. Чуть мы вылезли из-за кустарников, как в нашу сторону внимательно и сосредоточенно обратилось более 50 пар мясистых ушей, вытаращенных глаз и широких ноздрей. Неподалеку от первого стада с удовольствием барахталось в воде второе, а за ним много других. Не успело взойти солнце, как сразу сделалось жарко, и бегемотовые островки один за другим скрылись под водой. К 8 часам утра только перископы глаз, гейзеры воды, пузыри да пыхтение свидетельствовали о том, что под поверхностью воды прохлаждаются сотни бегемотов.
На маленьком полуостровке мы застигли стадо антилоп. Пугливые фламинго успели доложить о нас раньше, чем стадо нас почуяло. Но зато спокойные, рассудительные марабу с философским безразличием позировали перед камерой.
Неподалеку от озера Эдуард есть маленькое озерко между голыми холмами. Последняя достопримечательность Уганды, увиденная нами, — бессточное соленое озеро. Розовая его гладь у мелких берегов переходит в насыщенный кармин. В этих местах босые рабочие голыми руками сгребают со дна кристаллическую соль. Их кожа так же изъедена солью, как у египетских рабочих на соляных промыслах поблизости от Розеттского рукава Нила, в шести тысячах километров отсюда. И здесь рабочие корзинами перетаскивают соль на берег, где она досушивается на солнце, затем зашивают ее в мешки и сдают для отправки на железнодорожную станцию в Кампале.
Единственным механизмом вплоть до погрузки соли в кузов грузового автомобиля служат мышцы человека, а единственной защитой от едкой соленой воды — собственная кожа. Правда, англичанин надсмотрщик скажет, что кожа эта черная, а поэтому стоит дешевле, чем резиновые сапоги.
«Никогда с ними не спорьте»