Апогеем историко-расистской пропаганды «Kangura» стала статья «Иньензи не может родить бабочку»[521]
, опубликованная в феврале 1993 г., в которой, в частности, говорилось:«История Руанды говорит нам, что тутси всегда оставались теми, кем были, и никогда не менялись. История нашей страны пронизана их коварством и порочностью. В политическом отношении тутси доминировали, используя два инструмента: женщин и коров[522]
. Эти два инструмента держали хуту в рабстве четыреста лет. После того как тутси были свергнуты народной революцией 1959 г., они никогда не сдавались. Они делали все, что могли, чтобы восстановить монархию, используя своих женщин и деньги, которые, кажется, заменили коров. В прошлом коровы были символом богатства.Не будет ошибкой сказать, что иньензи рождает только другого иньензи. Кто может найти различие между иньензи, которые напали в октябре 1990 г., и теми, кто делал это в 1960-х годах? Они – одни и те же, потому что первые – внуки вторых. Их порочность – та же самая. Все их нападения преследуют цель восстановить монархию и
Пропагандистская дискредитация тутси, изображение их в качестве исторических врагов Руанды, врагов полноправных ее обитателей, прежде всего хуту, довольно быстро стала оформляться в идеологию геноцида, убеждение в необходимости физической ликвидации враждебной «расы» и «этноса». Первым, кто связал хамитскую интерпретацию истории с идеей истребления тутси, оказался руандийский политик Леон Мугесера, один из деятелей правящей партии Национально-республиканское движение за демократию и развитие (НРДДР). В своем выступлении 22 ноября 1992 г. в Кабайе в префектуре Рухенгери он заявил: «Вчера я сказал одному человеку, который пришел, чтобы расхваливать передо мной Либеральную партию[525]
. Я сказал ему: “Ошибка, которую мы совершили в 1959 г., заключается в том, что… мы позволили вам [тутси] уйти”. Я спросил его, не слышал ли он историю фалаша[526], которые вернулись к себе в Израиль из Эфиопии? Он ответил мне, что ничего не знает. Я сказал ему: “Ты что, не умеешь ни читать, ни писать? Я тебе говорю, что ваш дом находится в Эфиопии, что мы вас отправим по Ньябаронго[527], чтобы вы быстро добрались туда”»[528]. В контексте призыва Мугесеры не давать сообщникам врага возможности скрыться («пусть больше они не смогут уйти»[529]) и уничтожать их, обещание отправить тутси в Эфиопию по Ньябаронго означало «бросать в ее воды их трупы» – практика, широко использовавшаяся в ходе геноцида 1994 г. Таким образом, теория чужеземного происхождения тутси была использована для обоснования «окончательного решения» руандийского «национального вопроса».«Чтобы произошел геноцид, – пишут авторы статьи “Христианские церкви и конструирование геноцидного менталитета в Руанде”, – в первую очередь необходимо, чтобы у элиты общества и у тоталитарных групп, стремящихся к власти, развилось геноцидное сознание, построенное на мифах и идеологиях, трактующих прошлое»[530]
. В геноцидах, движимых идеологией, его участники «воспринимают себя как “нравственных людей”: они исполняют некую миссию»[531]. Постепенное формирование такого «геноцидного менталитета» мы ясно видим в годы, непосредственно предшествовавшие трагедии 1994 г. И его идейным базисом оказалась именно хамитская теория.Исследование событий геноцида 1994 г. показывает, что его организаторы и его участники активно использовали «хамитскую» трактовку руандийской истории для легитимизации своих действий и для эскалации массовой ненависти хуту к тутси. Термин «хамиты» и призывы к их физическому уничтожению постоянно звучали в апреле – июле 1994 г. в руандийских городах и селах. Многие убийцы были движимы стремлением или избавиться от «хамитского ига», или помешать попыткам его восстановления. Один из свидетелей геноцида воспроизводит ту картину истории, которая существовала тогда в головах хуту: «Сначала были пастухи тва и хуту… затем вторглись тутси. Такова история. Тутси сделали хуту своими рабами и захватили власть. <Позже> вожди тутси были отправлены в ссылку в Уганду, после чего власть получили хуту. Затем тутси начали из Уганды нападать на хуту, принося много насилия и вреда»[532]
. «В 1990 г. нападения усилились, – продолжает он, – и снова всплыла идея, что тутси опять вторглись, чтобы поставить своего правителя и сделать хуту своими рабами. Многие люди верили в эту идею и считали, что такое больше никогда не должно повториться»[533]. «Хамитская гипотеза, – пишет Кори Вьеленга, – сформировала сильный сегмент геноцидной идеологии, и было трудно с ней справиться»[534].