Африка. История и историки

Городское дитя не несет на себе никаких признаков буша. Нет никакого «болезненного перехода к современности», который нужно испытывать. Черные дети, которых опекали мои родители, были более современными, чем они сами, хотя они [родители] в молодости мигрировали из ферм и сельских захолустий в города и все еще сохраняют черты деревенского воспитания.

И я не оказался застрахован от их ошибки. В те годы, когда Кейптаун был моим домом, я думал о нем как о своем городе, не только потому, что я родился там, но прежде всего потому, что знал историю этого места так глубоко, чтобы видеть его прошлое сквозь его настоящее. Но для банд молодых черных, которые бродят по его улицам сегодня в поисках приключений, это их город, а я чужой. У истории нет жизни, пока вы не приютите ее в своем сознании; это бремя, которое ни один свободный человек не может взять на себя насильно.

Люди видят то, что они называют волной насилия, захлестнувшей новую Южную Африку, и качают головами. Вот куда катится страна, говорят они. Когда их предки закреплялись на этой земле три столетия назад, выходцы из северо-западной Европы, они позволяли себе ту же практику захватов (захвата скота, захвата женщин), которая закладывала основу отношений между группами или племенами, жившими здесь. Рейдерские захваты в Южной Африке начала колониальной эры имели особый концептуальный статус.

Так как не было никакого законодательного органа, регулировавшего отношения между группами, рейдерские захваты нельзя было назвать нарушением закона. Одновременно они не были чем-то вроде методов ведения войны. Это было, скорее, нечто вроде спорта, культурной деятельности с серьезным подтекстом, как ежегодные соревнования с чертами битвы, разыгрываемые между соседними городами вчерашней Европы. Молодые люди старались силой захватить некий объект-талисман, который защищался и охранялся молодыми людьми из другого города. (Эти соревнования будут позже преобразованы в игры с мячом.)

Есть тысячи людей из черных районов Южной Африки, в особенности молодых людей, которые просыпаются каждое утро и – поодиночке или объединившись в банды, – отправляются на захваты в «белые» районы. Для них рейдерские захваты – это их бизнес, их работа, их отдых, их спорт: посмотреть, что они могут украсть и принести к себе домой, желательно без драк, желательно избегая профессиональных защитников имущества – полиции.

Рейдерские захваты были ноющей раной на теле колониальной администрации и грозили превратиться в непрерывный цикл мести, который мог перерасти в войну. То, что стали называть апартхейдом, было новомодным социальным ответом на практику, которую поколения вооруженных фермеров не смогли ликвидировать. После 1920-х годов, когда южноафриканские города начали принимать их современный мультинациональный облик, городские потомки тех фермеров столкнулись с выбором между двумя путями отпора рейдам черных захватчиков городов. Первый путь был активным: определить рейдерские захваты как преступление и задействовать полицию для ответа рейдерам путем выслеживания и наказания рейдеров. Другой путь был превентивный: установить границы между черными и белыми зонами и охранять эти границы, определяя каждое незаконное вторжение черных в зону белых как нарушение само по себе.

Выбор первого способа действия оказался неэффективным на протяжении трех столетий. В 1948 г. белые проголосовали за превентивный путь – остальное уже история. Создание границ сделало восходящую социальную мобильность для черных и нисходящую социальную мобильность для белых почти невозможной, срастило классовый антагонизм и расовый антагонизм в единый массив; пока механизм, созданный для охраны этих границ, становился все более дорогостоящим, формировались бюрократические щупальца апартхейда.

© Перевод на русский язык М. С. Курбак, 2013

Надин Гордимер. Интервью журналу «New Statesman» 4 июня 2010 г. [698]

– Прошло более 16 лет после демонтажа апартхейда. Насколько близка цель создания «радужной нации»?

– Я всегда называла себя реалистичным оптимистом. Пока шла борьба, мы были настолько заняты тем, как уничтожить апартхейд, что у нас просто не было времени и настроения подумать о будущем и тех проблемах, которые последуют. Когда мы все впервые пошли на голосование вместе – абсолютно невероятное событие, – мы гуляли и праздновали. Сейчас, на следующий день, пришла головная боль. Есть последствия, о которых мы не думали, которые вырываются из прошлого и в то же время являются результатом общемировой ситуации и условий нашей страны.

– В чем причина такой волны насилия?

– Главная причина – в огромной пропасти между бедными и остальной частью населения, которая, стремясь к нормальному уровню жизни, все больше приближается к богатству. Огромное число бедняков – наследие, с которым невозможно справиться за 16 лет.