Африка, миграции, мифология. Ареалы распространения фольклорных мотивов в исторической перспективе

Человек теряет предмет, принадлежащий другому. Обычно это копье, гарпун или рыболовный крючок, который уносит раненое животное или схватившая крючок рыба, но в ряде повествований — сосуд или другой бытовой предмет, и тогда героиней рассказа является женщина (см. ниже пересказ текста бобо в связи с мотивом K56, «достойная награждена, недостойная наказана»). Владелец требует вернуть потерянное. Человек отправляется в иной мир, находит и приносит предмет, а также нередко наказывает владельца. Подобные истории (мотив L106) распространены по всему экваториальному поясу Африки у народов разных языковых семей, но их нет на юге Африки — ни у койсанов, ни у самых южных групп банту (рис. 47).

Рис. 47. «Требование вернуть гарпун», мотив L106. Человек берет у другого принадлежащий тому предмет и теряет его. Владелец требует возвратить утраченное. Герой отправляется в иной мир, находит и приносит предмет. 1. Предмет — охотничье оружие, герой — мужчина. 2. Предмет — бытовой, героиня — молодая женщина, девушка. 3. Предмет — бытовой, герой — мальчик.

Африканские тексты, основанные на сюжетообразующем мотиве «требование вернуть гарпун», имеют близкие параллели по другую сторону Индийского океана, в основном в австронезийском фольклоре (минахаса, батаки, тораджа, тетум, острова Кай, Палау, Яп, Капингамаранги, Маршалловы острова), а также у бунак и у кутубу — папуаязычных групп на Тиморе и на Новой Гвинее. Кроме того, тот же мотив не только встречается в сказках на севере островов Рюкю, но и включен в «Кодзики», а следовательно, был известен в Японии к началу VIII в. н.э. Японские параллели закономерны, поскольку многие другие известные по первым памятникам японской литературы мотивы также демонстрируют аналогии прежде всего в австронезийском мире.

Австронезийские, папуасская и японские версии содержат дополнительную подробность, которая отсутствует в Африке. Застрявший в теле подводного обитателя гарпун или крючок оказывается причиной болезни, вылечить которую местные шаманы бессильны. Лишь когда спустившийся под воду герой извлекает свой наконечник, больной выздоравливает. Данный мотив (L105) характерен также для Северной Пацифики по обе стороны Берингова пролива, где африкано-азиатско-океанийский мотив требования вернуть потерянный предмет не известен. Эти северные аналогии (и одна амазонская — у макуна) позволяют предполагать, что повествования с мотивом L105 существовали в Азии как минимум в конце эпохи заселения Нового Света, т.е. 10—12 тыс. л.н.

В восточно-сибирских и американских вариантах нет, однако, фигуры антагониста, который бы требовал от героя вернуть утраченное. В свою очередь, в африканских вариантах нет «невидимого крючка» и исцеления героем раненного им существа. Зато в них часто рассказывается, как вернувшийся герой ставит антагониста в то положение, в котором сам до этого оказался. Антагонист не в силах вернуть утраченный предмет и обычно гибнет (или же гибнет его близкий родственник). Подобный эпизод (мотив L106A), отсутствующий в Азии и Океании, представлен в древнеегипетской сказке «Правда и Кривда», известной по тексту, записанному в XIII в. до н.э. В этой сказке герой роняет в воду кинжал антагониста, тот отказывается принять выкуп и ослепляет героя. Сын ослепленного вырастает, требует от антагониста пропавшего быка и добивается ослепления антагониста. Мотива путешествия в иной мир за пропавшим предметом нет, но частичное сходство с современными африканскими повествованиями неоспоримо.

Учитывая эти различия между африканскими и азиатско-океанийскими версиями и документированную письменными источниками древность самых ранних фиксаций текстов в Азии («Кодзики») и Африке («Правда и Кривда»), можно предположить, что трансконтинентальные совпадения обязаны каким-то контактам, которые имели место до переселения австронезийцев на Мадагаскар и вообще не связаны с миграцией мальгашей (на Мадагаскаре рассматриваемые мотивы как раз отсутствуют). В начале книги говорилось, что примерно 2 тыс. лет назад в Восточной Африке появляется зебувидый азиатский скот, который в Белуджистане был известен с V—IV тыс. до н.э. [Matthews 2002: 440; Robbins 2006: 84].

Сомнение вызывают не столько реальность ранних морских контактов через север Индийского океана, сколько возможность быстрого распространения почти по всему африканскому континенту случайно заимствованного от азиатских мореплавателей фольклорного сюжета. Кажется вероятным, что это могло случиться при том условии, если в Африке уже ранее были распространены повествования типа зафиксированного в «Сказке о двух братьях». В результате азиатских контактов в них лишь была добавлена отсутствовавшая прежде подробность: герой послан вернуть одолженный им у антагониста и потерянный предмет. Можно заметить, что те африканские версии, которые наиболее отличны от австронезийских (героиня в них женщина, эпизод утраты предмета не связан с охотой или рыбной ловлей) представлены на западе Африке, т.е. дальше всего от районов, вовлеченных в контакты с Азией.