Африка под покровом обычая

В ноябре, когда отсверкают фантастически яркие, грохочущие стрелы молний, стихнут проливные тропические дожди, когда вот-вот закончится неустойчивое короткое межсезонье и в центральные районы Камеруна неудержимо вторгнется жаркий сухой воздух, в иной год наблюдается любопытное явление природы. На некоторые города и села по ночам в течение двухтрех недель наваливаются орды саранчи — на языке эвондо мимбу. Автомашины по улицам Яунде в эту пору движутся с вымученной медлительностью улиток. В бликах неоновых фонарей в спутанном клубке вьются четырехкрылые существа и мгновенно словно от внезапно обуявшей их усталости камнем сваливаются на асфальт. К ним наперегонки прямо под колеса машин отважно бросаются мальчишки, девчонки и взрослые, чтобы успеть раньше других подобрать упавшее насекомое и запихнуть его в приготовленную для этого бутылку.

— Мимбу — небесная манна для нас, — растолковывал мне эвондо из квартала Мвонг-Мби. — Смотрите какие они толстые! Своими маслянисто-жирными кольчатыми телами они похожи на гусениц. Мы вытапливаем из них масло, на котором жарим пищу. Для этого мы чистим мимбу, кладем их с солью в кастрюлю и кипятим до выпаривания воды. На дне остается масло.

Мимбу едят вместо мяса с отваренной маниокой, заправленной арахисовым соусом. В Мвонг-Мби я попробовал сэндвич с саранчой…

— У нас трудно умереть от голода, — говорили мне. — Если вы заблудитесь в лесу, то прокормитесь там за счет кореньев, трав или плодов.

Конечно, подобная «манна небесная» и дары леса — подспорье жителям Тропической Африки, хотя это не оправдание слабого развития сельского хозяйства, а скорее всего — черта отсталости. С десяток лет назад Камерун, производящий целый ряд продовольственных культур, был солидным импортером продовольствия из Европы при всех своих никем не оспариваемых потенциальных. возможностях. За годы независимости выросла продуктивность сельского хозяйства. Некоторые новые культуры — хлопок, чай, перец и другие наряду с традиционными — какао, кофе, бананами, каучуконосами и масличными пальмами теперь составляют существенные статьи внутренней и внешней торговли. На севере в Форт-Фуро камерунские селекционеры сеют даже пшеницу.

Успехи в этой ключевой отрасли экономики, где занято 85 процентов населения страны, приходят к камерунцам благодаря повседневной кропотливой работе с крестьянином. Распространенные здесь «школы под деревом» исполняют не только свою прямую функцию по ликвидации неграмотности среди взрослых крестьян, но и ведут просветительскую работу. Пропаганда более совершенных технических средств земледелия, наглядная демонстрация преимуществ применения удобрений и инсектицидов, помощь крестьянам кредитами государственного банка, подготовка технических кадров для села и другие меры правительства имеют целью оторвать крестьянина от архаичных порядков и понятий о жизни и труде, максимально использовать возможности индивидуального крестьянского хозяйства.

Изменить прошлое в один день невозможно. Сталкиваясь с африканской действительностью, вспоминаешь ленинские слова о «громадной силе привычки и косности»: «Нужен громадный шаг вперед в развитии производительных сил, надо преодолеть сопротивление (часто пассивное, которое особенно упорно и особенно трудно поддается преодолению) многочисленных остатков мелкого производства, надо преодолеть громадную силу привычки и косности, связанной с этими остатками» [2].

Мои наблюдения в Камеруне сплошь и рядом подтверждали эту мысль. Здесь особенно заметно сложное переплетение традиционного с современным, столь характерное для всей сегодняшней Африки.

…Позади остались две паромные переправы через реки Санага и Мбам. Ближе к Бангангте мы очутились в гористом районе. Наша машина то, тяжело дыша, взбиралась на гору, то, петляя по узкой дороге, съезжала вниз, чтобы снова оказаться перед крутым подъемом.

Бангангте — город, взобравшийся на высоту 1200–1300 метров над уровнем моря. Перед поездкой мой столичный знакомый Нджики, уроженец этих краев, племянник местного вождя бамилеке, красочно расписывал пейзажи, которые откроются нам с некоторых возвышенностей близ города.

— С одного холма, — утверждал он, — можно увидеть город Фумбан, отстоящий от Бангангте на восемьдесят километров.

Бескрайние, причудливой формы, застеленные светло-зеленым ковром трав холмы и долины, редкие деревья с пушистыми темно-зелеными кронами, очень заметные на этих ровных, сплошь травянистых просторах… По обочинам дороги изредка попадаются женщины, согнувшиеся под тяжестью огромных вязанок хвороста.

— Район, населенный бамилеке, — рассказывал шофер Эссомба, — расположен на высоте. Деревьев мало. Ночью здесь холодно. Каждая сухая ветка высоко ценится.

Может быть, попыткой любыми средствами уберечь тепло объясняется — конечно, отчасти — оригинальная форма традиционных домиков бамилеке: на четыре глинобитные стены, в которых практически нет окоп, опирается высокая, коническая соломенная кровля.

Я напрягал зрение, силясь увидеть далекий Фумбан, но матовая дымка затушевала горизонт в бледно-зеленый цвет.