Африка — земля парадоксов

…В Африке, как и повсюду на Земле, большинство семейных ссор вспыхивает по пустякам. Очевидно, речь идет о той категории человеческих реакций, которую психологи называют «неадекватным способом самовыражения». Копится, копится у членов семьи избыточный заряд энергии, а как освободиться от нее, они не знают. Вот и «разряжаются» друг на друге. Именно это случилось в семье охотника Абери.

Дело было к вечеру. Деревья, казавшиеся великанами, уже заслоняли своими быстро черневшими верхушками половину побагровевшего от натуги солнечного диска. В крошечное пигмейское селение возвратились женщины, собиравшие в лесу съедобные травы и коренья. Содержимое корзин они высыпали в общую кучу рядом с костром — у пигмеев все идет в один котел.

Абери, мирно наблюдавший за этой сценой, ни с того ни с сего вдруг бросил Муроке, своей супруге:

— Смотри-ка, а Тамаза опять больше всех принесла! Никому за ней не угнаться.

Едва необдуманная фраза сорвалась с губ охотника, его жена, за спиной которой мурлыкал привязанный куском ткани младенец, сверкнула глазами, не говоря ни слова подошла к хижине и начала снимать с нее широкие, как зонтики, глянцевитые листья дерева монго-монго. Оскорбленная мужем пигмейка не скандалит, никуда не обращается за помощью — она просто разбирает дом. И это в порядке вещей, поскольку ставит жилище и считается его владелицей женщина.

«Надо же, сравнил меня с какой-то там Тамазой! Мне уже пятнадцать лет, я взрослая женщина, мать пятерых детей, и не снесу такой обиды», — наверное, думала в сердцах Муроке. Внутри у нее все клокотало, как в кратере готового вот-вот извергнуться вулкана.

Обычно в подобных случаях муж старается успокоить жену, но Абери сызмальства слыл упрямцем. Он давно раскаялся в сказанном, однако виду не подал, ограничившись громким, на всю деревню, сочувственным замечанием насчет того, что ночью, мол, Муроке озябнет. Бедной женщине ничего не оставалось, как продолжать свое дело. Очень медленно, неохотно, обливаясь слезами, она уже вытаскивала гибкие ветви, образующие полукруглый каркас хижины. Муроке горячо любила мужа — человека иногда легкомысленного, но, в сущности, доброго, и все же, если бы в оставшиеся до развязки мгновения он ничего не предпринял, пришлось бы обоим собрать скудные пожитки и вернуться к родителям.

Мы следили за развертывавшейся драмой со стороны, но обеспокоенность Абери передавалась и нам. Оба супруга понимали, что зашли слишком далеко, но, по-видимому, стыдились мириться на глазах у соседей, с любопытством ожидавших финала. И вот, когда жене оставалось вытянуть лишь несколько жердей и палок, лицо Абери внезапно прояснилось и он, не тронувшись с места, деланно спокойным голосом сказал, вроде бы давая добрый совет:

— Муроке, не трогай ветви, ведь запылились только листья!

Произнеся это, он тут же добавил:

— Ты добываешь коренья, которые никому в лесу не найти. Все мужчины нашей деревни поддерживают свою силу благодаря этим кореньям, которые не отыщет ни одна другая женщина в мире.

Жена, на лету подхватив исходную мысль, попросила мужа помочь ей отнести листья к протекавшей рядом реке. Вдвоем они дружно прополоскали «крышу» и «стены» своего дома, и Муроке, весело напевая, к полуночи восстановила хижину. Она притворилась, будто снимала листья просто потому, что они запачкались и приманивают надоедливых муравьев и пауков. Разумеется, никто ей не поверил, но в течение следующих двух дней, пока я жил в стойбище, женщины в знак солидарности с подругой брали с крыш своих шалашей по нескольку листьев и «стирали» их в реке, кляня докучливых насекомых.

Деревня на водах

Нравится мне деревенька его:
Вся она тонет в зеленых садах;
Домики в ней на высоких столбах.

Эти слова из некрасовского «Дедушки Мазая и зайцев» пришли мне на память, когда я заехал в деревню Ганвье, обосновавшуюся, так сказать, по колено в воде близ северо-западного берега лагуны Нокуэ, на юге Бенина. Крытые папирусом хижины крепко стоят на сваях, намертво вбитых в дно. Стены некоторых домиков расписаны красными, зелеными, белыми, желтыми квадратами.

«Если верить западноафриканским мифам, — подумал я, — мир родился от брака Земли и Воды».

По улицам сновали пироги, в центре шумел плавучий рынок, где-то неподалеку заливался школьный звонок. Жизнь текла, как в любом уважающем себя крупном африканском селении. Козы и свиньи барахтались по-собачьи около домов, куры табунились вокруг петухов, уток было великое множество.