Африканеры в космосе. Где мой муж, капитан? (СИ)

Хольт подождал немного, но крики не затихали. Он похлопал по руке стоявшего рядом человека и тот заорал:

— Тихо, люди, это ещё не всё!

Хольт благодарно кивнул, поднялся на трясущихся ногах и сказал так громко, как смог:

— Мы попытались переписать историю. Что из этого вышло? Чудовищная несправедливость, гибель достойного человека, пятнадцать лет изоляции от остального мира. И всё это из-за одного выброшенного листка бумаги! Больше такого не будет! Наша история такая, какая есть, в ней есть и хорошее, и плохое. Снести этот памятник всё равно, что признаться, что урок не усвоен.

В этот момент Фред заснул. Он камнем рухнул с постамента на землю за спиной у Хольта. Секунду стояла тишина, потом раздался оглушительный храп, сбивая пафос момента. Смеясь и махая руками, народ начал расходиться. Хольт, держась за чей-то локоть, поковылял к библиотеке. Он улыбался.

"Дмитрий Донской" в песках

Мелкая рыжая ящерка замельтешила кривыми лапками, поднимая маленькую песчаную бурю. Когда песок осел, на поверхности остались только два маленьких бугорка глаз. В паре сантиметров от неё на песок опустился тяжёлый ботинок. Когда огромное двуногое существо скрылось за пластиковой дверью небольшой сложенной из песчаника хижины, ящерица стремительно пересекла открытое пространство и юркнула в норку под днищем огромного сооружения, похожего на расплющенный морской контейнер.

Человек размотал платок, похожий на арабскую куфию, скинул тяжёлый халат. На его смуглом лице с изрытой многолетней пескоструйкой кожей светились ярко-голубые, а не карие глаза. Посреди хижины стоял грубый стол, в его центре — квадратный ковёр из антрацитово-чёрных мелких чешуек. От него в стену уходит толстый кабель. Туда, где за окном высится такая же чёрная стена с большими белыми буквами "Дмитрий Донской".

Человек открывает холщовую сумку, достаёт алюминиевую флягу с вмятиной на боку, полоски вяленного мяса, лепёшку. Он скручивает крышку и наливает в неё золотистую жидкость, до краёв. Кладёт руку на чёрный квадрат передатчика и говорит:

— Привет, коматозник! Это Стас, как обычно. Вся планета празднует День Высадки, а я тут. Который раз? Двадцатый? Нет, Двадцать второй, точно. Хоть бы раз ответил, армянская твоя наглая рожа. Как ты там со своими африканерами? Долетел, устроился? Надеюсь, вам досталась планетка получше. У нас тут сплошные пески, жара круглый год, а вы там небось под пальмами загораете на берегу ласкового моря. Хорошо бы. Может, поэтому и не отвечаешь? Коктейли с Анькой распиваешь, некогда? Ну давай, Давид, я с вами, твоё здоровье, дружище! — Человек замахнул рюмку, сморщился. Сунул в рот полоску вяленого мяса. — Ффух, гадость, если честно, та ещё… Помнишь, каким домашним коньяком, настоянным в вишнёвых бочках, нас угощал твой дед, Петрос Вазгенович, после дембеля… М-м-м… Лучше коньяка я в жизни не пил. А тут виноград совсем не растёт, и вишни нет, и это очень грустно. Гоню самогонку из кактусов, но это совсем не то. Хотя, народу нравится. Я тут теперь алкогольный магнат местного пошиба. Прилетай в гости! Шучу, конечно. Дурацкая шутка. Пока никто летать не научился… Знаешь, уже все ковчеги отозвались… Только вы, суровые африканские парни, молчите. Не хочу верить, что ты не долетел. — Человек помолчал немного. — Ответь, пожалуйста. Кто-нибудь, ответьте…

Конец