Африканская ферма

— У ее кузины, — продолжала тетушка Санни, еще более словоохотливее, чем обычно, — был рак груди, так ей, помнится, сделал операцию не тот доктор, за которым посылали. Ну, да все обошлось, слава богу.

— Да, — вставил юноша.

— Много раз слышала об этой истории, — распространялась тетушка Санни. — Оказалось, что это сын старого доктора, который, говорят, на самое рождество помер, не знаю уж, правда ли, нет ли? С чего бы умереть именно на рождество?

— В самом деле, с чего? — смиренно согласился юноша.

— А у вас зубы никогда не болели? — поинтересовалась тетушка Санни.

— Нет, никогда.

— Говорят, будто доктор, не сын того, что на рождество помер, а другой, ну, за которым посылали, да не приехал он, — говорят, будто он такую микстуру давал, что еще только пузырек откупоришь, а уже боль как рукой сняло. Сразу было видно — лекарство отменное, — сказала тетушка Санни, — в рот не возьмешь, такой у него вкус гадкий. Вот это был настоящий доктор. И уж нальет, бывало бутыль, так вот какую, — тетушка Санни подняла руку над столом на целый фут, — месяц пей, не выпьешь, и помогает от любой болезни: от крупа, от кори, от желтухи, от водянки. А теперь от всякой болезни изволь покупать новое лекарство. Нынешние доктора против прежних ничего не стоят.

— Не стоят, тетушка Санни, — сказал юноша. Набравшись смелости, он вытащил наконец ноги из-под стула и звякнул шпорами.

Тетушка Санни давно приметила, что молодой человек при шпорах. И напрасно он смущается, потому что шпоры — свидетельство мужественного нрава. Она воспылала еще большей симпатией к молодому человеку.

— А судороги у вас в младенчестве бывали? — полюбопытствовала тетушка Санни.

— Да, — ответил юноша.

— Вот совпадение! — воскликнула тетушка Санни. — И у меня тоже. Просто удивительно, как мы с вами схожи!

— Давайте проведем этот вечер вместе! — выпалил вдруг молодой человек.

Тетушка Санни опустила голову и полузакрыла глаза, но, заметив, что юноша не отрывает глаз от собственной шляпы и все ее уловки не достигают цели, изъявила свое согласие и отправилась за свечами.

В столовой Эмм строчила на швейной машине. Грегори сидел рядом, но взгляд его больших голубых глаз был прикован к Линдал, которая, высунувшись из окна, разговаривала с Вальдо.

Тетушка Санни взяла из буфета две сальные свечки, с победоносным видом подняла их и, подмигнув всем по очереди, объявила:

— Вот чего он попросил!

— Видно, лошади холку натер, хочет салом помазать, — предположил вслух Грегори, не знакомый с местными обычаями.

— Нет, — с негодованием возразила тетушка Санни, — просто мы собираемся провести вечер вместе! — И она вышла триумфальной поступью, унося с собой свечи.

Тем не менее, когда все в доме разошлись по своим комнатам, когда была зажжена высокая свеча, заново наполнен кофейник, когда сама тетушка Санни уютно устроилась в кресле, а жених рядышком на стуле, — ее стала одолевать скука. Молодой человек сидел с холодным видом и словно язык проглотил.

— Не угодно ли вам поставить ноги на скамеечку? — спросила тетушка Санни.

— Нет, нет, благодарствую, — отвечал он, и снова водворилось молчание.

В конце концов, опасаясь заснуть, тетушка Санни салила по чашке крепкого кофе себе и своему ухаживателю. Это заметно оживило их обоих.

— Сколько же вы прожили с женой, кузен?

— Десять месяцев, тетушка Санни.

— А младенцу вашему сколько было?

— Три дня только и пожил.

— Тяжело, ох как тяжело, когда бог прибирает твоего мужа или жену, — посочувствовала тетушка Санни.

— Ваша правда, — сказал юноша, — но на все воля божья.

— Да, — сказала тетушка Санни и вздохнула.

— Какой она была хозяйственной женщиной! Ах, тетушка Санни! Никогда не забуду, как она сломала мутовку о голову служанки, когда та забыла стряхнуть пыль с полотенца, которым накрывают подойник.

Тетушка Санни почувствовала укол зависти, ей самой еще никогда не случалось ломать палки о головы служанок.

— Надеюсь, она и умерла хорошо, как жила, — сказала тетушка Санни.

— О, смерть у нее была чудесная: она прочитала псалом, сотворила две молитвы, начала третью — и конец.

— Наказывала она что-нибудь перед смертью? — поинтересовалась тетушка Санни.

— Нет, — сказал юноша. — Только за ночь до того, как ей преставиться, лежу это я в постели, у нее в ногах, и чувствую: она меня пинает. «Пит», — окликает она меня. «Я здесь, Энни, сердце мое». А она и говорит: «Малютка наш, что умер вчера, приходил ко мне… Стал вот здесь, над сундуком, и говорит…» — «Что говорит?» — спрашиваю. «Говорит: коли мою маменьку бог приберет, пусть отец женится на полной женщине». — «Хорошо», — отвечаю.

Немного погодя я уснул. Слышу, она опять меня будит. Снова, мол, младенец приходил, велел тебе жениться на женщине старше тридцати, и чтобы до тебя у нее два мужа было.

— После этого я долго не мог заснуть, тетя. И только заснул, в третий раз меня будит. «Опять приходил наш малютка, — говорит она мне, — и велел не жениться на женщине с родинкой». Я и это обещал, а наутро она преставилась.

— Видение это, значит, такое было, — сказала тетушка Санни.