Жители пограничного поселка, где мы встретились с Уорку (мы ехали из Гондэра, а он — из Аддис-Абебы), оказались на удивление приветливыми и обходительными. Чего никак нельзя сказать о пограничниках. Конечно, нам следовало заняться оформлением документов еще в столице, где, по слухам, визы в Судан выдают всем желающим (разумеется, за взятку), но решение о поездке было принято спонтанно, да и Уорку легкомысленно уверял нас, что сумеет договориться на границе — дескать, не впервой. Теперь мы отирались вокруг да около, пока он бегал из одной сторожки в другую, выбивая нам визы.
Граница между двумя странами — пересохший ручей «вади», переход — через шаткий мостик. Здесь кончается православие и начинается ислам: азан, Рамадан, боеголовки минаретов. Современный Судан живет по законам шариата, а когда-то, до прихода к власти Джафара Нимейри, Хартум был городом дискотек и свободных нравов. Таким его запечатлели Джадалла Джубара, Тайиб Салих и другие художники довоенной эпохи. «У нас денег мало, но мир, а у них — много, но воюют», — подытожил Мелси.
По обе стороны оврага стояли «nomans» с автоматами, с одной стороны — те, кто пьет кофе с солью, с другой — те, кто с корицей и имбирем. Невдалеке — с суданской стороны — возлежал дромадер, похожий издали на небольшой бархан, из которого растет маленькое деревце с щетинистым толстым стволом и верхушкой в виде хохолка из колючек.
— Дохлый номер, — сказал Уорку, хлопнув дверью очередной сторожки, — Прашанту визу могут выдать через три дня, а тебе не дадут ни через три, ни через десять. У тебя израильский штамп в паспорте. Извини, я не знал. Зря только время потратили.
— Ничего не зря: дорога из Гондэра была замечательной. А про израильский штамп я мог бы и сам сообразить. Я про него совсем забыл.
— Обычно с ними можно договориться. Мне-то, как гражданину Эфиопии, тоже нельзя переходить здесь границу. Но на это они смотрят сквозь пальцы. А с израильским штампом уперлись, и все тут… Вообще, все это бред, если разобраться. Знаешь, ведь древняя Эфиопия, та, которая в Библии упоминается, — это Судан. Царство Куш. В древние времена там все были иудеями. Я читал, что многие из иудеев в Египте на самом деле были кушитами.
— Да, я тоже об этом читал.
— Ну вот, а теперь в Судан не попасть с израильским штампом…
— А в Израиле слово «куши» используется в качестве ругательства. Примерно как «ниггер» в Америке. Так что все хороши.
— Ладно, — махнул рукой Уорку, — давайте я хотя бы угощу вас настоящей суданской едой. Я знаю тут одно неплохое местечко. Вы когда-нибудь пробовали молохею?
— Кажется, да, в Египте.
— А уэку? Это такой соус из сушеной окры с вяленым мясом.
— Звучит как-то неаппетитно…
— Когда ты в Ниме, поступай как нимляне![206]
— скаламбурил Прашант, вспомнив этноним, изобретенный нашим водителем.— Ты играешь словами совсем как хабеша[207]
, — улыбнулся Уорку.После обеда каждый пошел, вернее поехал, своей дорогой: Уорку — к «нимлянам», а мы — на попутке обратно в Гондэр. Ухабистая дорога, которую здесь в шутку называют «африканским массажем»; дробные удары камешков о кузов. Иконка с Девой Марией, прыгающая под лобовым стеклом. Грузовик — на последнем издыхании. Во времена Дерга обладатели дорогих автомобилей судорожно меняли свои «мерседесы» на такие вот колымаги, чтобы скрыть принадлежность к буржуазному классу.
— Эфиоджаз любите? — спросил водитель, включая радио.
— Еще как!
Эфиоджаз — это тезета[208]
; это прекрасные Мулату Астатке, Хайлу Мергия и Эджигайеху Шибабау, которых я слушаю с юных лет. Мне нравится эта музыка и нравится эта универсальная приставка «эфио», заменяющая прилагательное «эфиопский» («эфиоджаз», «эфиорадио», «эфиокухня»). Как будто всему, что есть вокруг, дают полное имя, ФИО, и любое нарицательное сразу становится собственным. Или наоборот, вместо имени, отчества и несуществующей фамилии в анкетной графе пишется просто и ясно: «джаз», то есть — в переводе с английского — «всякое».