Африканский казак

— Очень уж это сложная и медленная работа, — вздохнул начальник арсенала. — Надо получить особо чистую медь, добавить в нее разные составы, из специальной глины, перемешанной с рубленным конским волосом, слепить форму, просушить ее, залить металлом. Всего и не перескажешь. Но все равно бывает, что пушка получается с трещинами или пузырями, а иная на вид и отличная, а после первого выстрела разлетается на куски.

— Но воевать без пушек нельзя, — заметил Фадельалла. — Даже самая маленькая, которую возят на верблюде, обеспечивает победу. Она и вражеское войско поразит издалека и крепостные ворота расшибет. У наших пушкарей есть и мортирки, те, что бросают ядра навесным огнем. От них не укроешься и за крепостной стеной!

— У вас есть более крупные орудия?

— Есть, но мало, — хмуро ответил Меи Араду. — Очень они тяжелые, их невозможно перевозить. В Испании и Турции я видел пушки на колесах, попробовал смастерить такие же и возить их на быках. Но у нас нет дорог, колеса и лафеты быстро ломаются. Поэтому решили эти тяжелые орудия установить на крепостной стене.

Осмотр закончился, и Дмитрий искренне похвалил порядок в большом и сложном хозяйстве арсенала. Добавил, что теперь получил полное представление о военной мощи Борну и оценил мудрость хакима Раббеха, который умеет выбирать себе помощников.

Его спутники остались очень довольны.

А на следующий день началась работа. Учения сменяли смотры, а смотры учения. Затем следовали стрельбы и чистка оружия, скачки и чистка лошадей. Прежде всего взялись за личных базингеров алама Раббеха. Их гоняли по утрам и вечерам, и на них сыпались награды за усердие и меткую стрельбу, а также плети за ошибки и нерасторопность. Лично переучивать все войско было невозможно, и Дмитрий, помня свой эфиопский опыт, начал собирать начальников аламов с их помощниками, излагал им основы европейской тактики, рассказывал о возможностях современного оружия. Чтобы не задевать самолюбия ветеранов, материал излагал неторопливо, без ученых словечек и терминов.

По совету барде Идриса, время от времени делал перерыв и угощал собравшихся орехами кола. Непринужденно доставал из кармана эти покрытые белой кожурой плоды, каждый не крупнее каштана, ломал их на четвертинки и протягивал на ладони. Такое простое отношение расценивалось как знак уважения и дружбы, нравилось слушателям. Тем более что орехи всегда были не с розовой или фиолетовой, а белой кожурой. Те, что подаются только почтенным гостям. Все, в том числе и сам Дмитрий, который быстро привык к терпкому, слегка горьковатому их вкусу, охотно жевали эти орехи, прогоняющие усталость и сон.

Однако к учебе все относились по-разному. Некоторые жадно тянулись к новому, все схватывали на лету, задавали вопросы, предлагали собственные решения тактических задач. Другие же отмалчивались или недовольно сопели, если им самим задавали вопросы.

— Твои рассказы весьма поучительны, Альхаджи Муса, — не выдержал один из них. — Только наша жара и мухи цеце заставят любое чужеземное войско долбить камни носом.

— В наших краях все они умрут злой смертью, — поддержал его другой.

— Вы оба правы, — спокойно ответил Дмитрий. — Первые чужеземцы погибнут, но за ними придут другие, уже умудренные опытом. И они захотят стать новыми хозяевами вашей земли. А прошлые победы никого не защищают вечно. Подумайте об этом. Если кто-нибудь не согласен со мной, то может поговорить с эмиром.

Желающих обсуждать эту тему с Раббехом не нашлось, и занятия продолжались. Но кроме них нужно было не забывать и о собственных воинах алама, хотя ежедневную заботу о них взял на себя Айчак. Да и самому, чтобы не растерять силу и ловкость, приходилось каждое утро не менее часа заниматься фехтованием и стрельбой в одном из тихих двориков. Скоро об этом узнал Фадельалла и тоже пожелал принимать участие в этих упражнениях. Измочалил весь ствол росшего в углу двора баобаба, все учился одновременно поражать цели из двух наганов.

Но на Дмитрии такая напряженная работа начала сказываться. Пропал аппетит, сон стал тяжелым и не приносил отдыха, а от сухой жары по всему телу пошел зуд. На пятках треснула кожа, да так глубоко, что нельзя было встать на кровоточащие ступни. В довершении всех бед опять начала трясти лихорадка.

Ахмед, который обычно предлагал лечить все недуги с помощью соблазнительных чернокожих девиц, на этот раз испугался не на шутку. У постели Дмитрия появился Идрис. Он яростно взглянул на евнуха, произнес что-то невнятное, но выразительно провел ладонью поперек горла. Тот пулей вылетел за дверь, и вскоре над больным склонился Роберт Кейнсон.

— Ай-ай-ай, мистер Димитри, — он сокрушенно покачал головой. — Белому человеку в Африке надо постоянно заботится о своем здоровье. Его организму трудно пребывать в такой жаре. Желательно время от времени дышать лондонским или петербургским туманом, бродить по снегу. Сейчас выпейте вот это, а хинин принимайте регулярно. Пусть слуга смазывает ваши пятки этой мазью.

— Он евнух. Скучает без дела, все предлагает обзавестись гаремом.