Четыре дня. Мы находились на форуме древнего римского города Суфетула. Над нами возвышались три храма, самый большой был посвящен Юпитеру, справа от него стоял посвященный Юноне, слева — Минерве. То, что римляне выстроили здесь такой великолепный город с широкими улицами, парящими арками и высящимися колоннами, было поистине чудом.
Но я не разглядывала храмы. Я отошла в тень Ворот Антонина, ведущих в этот замечательный город, и разглядывала нашу группу. Я поняла, что была так поглощена частностями путешествия — придет ли автобус вовремя, можно ли отложить ужин на полчаса, чтобы подольше побыть на объекте, учтены ли запросы всех — что совершенно не смотрела на них как на личностей.
Я знала, что среди них находится преступник, но не знала, кто это. И думала, что если внимательно присмотрюсь к ним, ответ будет ясен. Я искала раздраженной нотки, неуместного жеста, соскользнувшей на миг маски. Однако все казались мне совершенно обычными людьми.
Перед храмом Юпитера дружно смеялись Клифф и Сьюзи. После отъезда Кэтрин она, видимо, нацелилась на Клиффа как на будущего мужа, и он, как будто, наслаждался ее обществом. У меня мелькнула мысль, что, возможно, Сьюзи, отчаянно ищущая нового спутника жизни, устраивала беспорядок в одежде Кэтрин и даже столкнула соперницу с лестницы, чтобы та испугалась и уехала. Однако, наблюдая, как Сьюзи снует по площади, я не могла поверить, что она виновна.
Честити, чей бесстыдный и вместе с тем невинный флирт с Эмилем был отвергнут, снова превратилась в страдающую, возможно, дефективную девушку-подростка. Стоя в углу в одиночестве, она зажгла спичку, смотрела на огонь и бросила ее в песок под ногами, лишь когда обожгла кончики пальцев. В последние два дня она очень нуждалась в моем внимании, просила помочь в покупке сувениров для подруг или проверить ее сумку, все ли взято, что нужно. Внезапно я больше не смогла наблюдать, как она занимается этим. Прошла по форуму, вырвала у нее спички и сказала:
— Честити, перестань! Ты навредишь себе.
— Она даже не замечает, что я это делаю.
— Кто не замечает?
— Моя мать.
— Замечает.
— Тогда ей все равно.
— Не все равно, Честити, поверь мне.
— Она прогнала его.
— Кого? — спросила я, подумав, не имеет ли девушка в виду Эмиля.
— Моего отца.
Так вот что было причиной всего этого. Зажигания спичек, жалких попыток заставить Эмиля замечать ее. Она соперничала с матерью за мужчину, потому что мать не могла заполучить или удержать представителя сильного пола.
— Твои мать и отец не ладят. Очень жаль. Но это не значит, что кто-то из них перестал любить тебя, — сказала я и попыталась обнять ее за плечи. Она увернулась от меня и обратила взгляд к матери.
Марлен, тоже отвергнутая Эмилем, теперь возлагала слабые надежды на Брайерса. Когда он говорил с экспансивными жестами и очень представительной мужской внешностью, к которой и она, и я были неравнодушны, Марлен не сводила с него глаз, лицо ее выражало то, что я могу назвать только страстным желанием.
— Ненавижу ее, — сказала Честити.
Нора тоже уделяла Брайерсу серьезное внимание, поворачивала голову, когда он указывал на то или другое, подавалась вперед, чтобы лучше слышать. Позади нее смеялись Сьюзи и Клифф, но теперь Нора не возвращалась к нему. Казалось, что связывающие их узы ослабли под жарким африканским солнцем. Она повернулась к Честити, посмотрела на нее и пошла к ней. Я наблюдала, как она заговорила с девушкой, потом взяла ее за руку и повела к группе. Честити сперва упиралась, потом пошла. Это так не походило на Нору, женщину, которая держалась очень замкнуто, общалась только с Клиффом, что я едва верила своим глазам. Я могла только восхищаться тем, как она вернула Честити обратно в группу, сделала то, чего не могли ни я, ни ее мать.
Бетти и Эд стояли рядом. Она хихикала над его шутками. Это была странная пара, матрона шестидесяти с лишним лет и молодой человек вдвое младше ее. Они явно наслаждались обществом друг друга. Бетти и Джимми уже не сидели рядом в автобусе. Бен и Эд тоже. Бен сидел в одиночестве и теперь стоял в одиночестве, сунув руки в карманы джинсов и глядя по сторонам. Джимми предпочел форуму кафе по другую сторону дороги и пошел туда выпить.
— Надоели мне груды камней, — сказал он, когда автобус подъехал к развалинам. Джимми все больше и больше изолировался от группы и отдалялся от жены.
Азиза как будто радовалась впервые за много дней. Глядя на позолоченный солнцем изящный храм Минервы, богини мудрости, она сделала глубокий вдох, потом выдохнула, словно освобождаясь с выдохом от всех своих проблем. Ощутив, должно быть, мой взгляд, она повернулась к арке, где стояла я, и помахала рукой.
Кертис следовал за ней, как влюбленный мальчишка, понимая, что в определенном смысле утратил ее, может быть, навсегда, или, по крайней мере, если у нее сохранилась какая-то любовь к нему, то это чувство ослабло от сознания, что он больше не ее герой. У меня мелькнула мысль: обретет ли он вновь в ее глазах какое-то достоинство, или этот брак обречен?