Огутуга сетовал, что молодежь зажимают в деревне. Сколько ни работай, доходами распоряжаются старшие.
Сотни тысяч парней, думающих, как мой дорожный знакомый, постепенно меняли лицо современной нигерийской деревни. Они выражали свои взгляды то насмешкой над суевериями стариков, то демонстрируя пренебрежение к власти вождя, то резко требуя на семейных советах раздела земли и права свободно ею распоряжаться. Шаг за шагом эти люди укрепляли в деревне новые взгляды и идеи, в корне отличные от господствовавших одно-два поколения назад.
В этой обстановке возникало совершенно особое состояние общественного сознания. Его главной чертой было своеобразное сосуществование двух систем взглядов: традиционной и современной. Это в известной степени отвечало самой двойственности архаичного сознания, но в значительно большей мере отражало двойственность бытия современного африканца.
Так, на заводе рабочий попадал в сферу отношений, где принесенные им из деревни верования, моральные нормы, привычки поведения оказывались и неуместными и неприменимыми. Ему приходилось слушать технические указания мастера, призывы лидера профессионального союза, советы товарищей по цеху. Все это складывалось в его сознании в особый, круг понятий и представлений.
Когда же рабочий возвращался домой, вокруг него звучали иные речи. Ему напоминали об обязанностях перед сородичами, рассказывали о том, как успешно были принесены жертвы на могилах предков. Он и сам старательно совершал предписываемые обычаем обряды. После свободы городской жизни он вновь оказывался в ярме традиций.
Конечно, это отнюдь не означало, что между двумя системами мировоззрения стояла глухая стена. Отнюдь нет. Больше того — сама действительность приводила к тому, что в сознании каждого мыслящего человека продолжалась, то становясь напряженнее, то ослабевая, борьба между взглядами архаичными и новыми. Но привычки, мысли изменяются медленно…
Одной из таких привычек и было обращение к магии.
Среди европейцев, работающих в странах Тропической Африки, нередко можно услышать обычно рассказываемые с иронией истории о вере африканцев в заговор, в талисманы, о странных, временами возмущающих обрядах, совершаемых ими для защиты от сглаза, от колдовства. Но и от иронии рассказчиков и от их негодования часто отдавало изрядным лицемерием.
В ноябре 1973 года мне пришлось смотреть по парижскому телевидению передачу, посвященную… колдунам и ведьмам в современной Франции. Из слов одного из участников, католического священника, я узнал, что при каждом диоцезе имеется выбранный епископом церковнослужитель, которому специально поручается заклинание бесов… Игравший в передаче видную роль журналист рассказывал, что колдуны встречаются по всей стране. Он описывал некоторые подробности из их магического ритуала, и казалось, что дым инквизиционных костров средневековья еще не рассеялся.
Когда я задумывался над ролью магии в африканском обществе (а мне часто приходилось сталкиваться с ее различными проявлениями), то понимал, как опасен презрительный и лицемерный европейский подход к этому сложному социальному и культурному явлению. Вместе с тем я многократно убеждался в том, что вера в действенность магических средств переносила пути разрешения и личных и общественных конфликтов в сферу субъективного, в сферу воображаемого.
В Аккре один из моих тамошних друзей объяснял мне страх перед магией:
— Колдовством пытаются повлиять на судьбу близкого человека — родственника, соседа, хорошего знакомого. Самое ужасное заключается в том, что враги действуют против вас в глубокой тайне. Вас неожиданно постигает несчастье — болезнь, тяжелая утрата, и только много времени спустя обнаруживается, что это было результатом скрытой враждебности и действия магических сил. Тогда уже поздно искать защиты.
Магия, ее таинственные обряды использовались помимо попыток повлиять на природу главным образом в сфере сугубо личных отношений между людьми.
В этой связи мне вспоминаются два случая, о которых писал работавший в Уганде этнограф Д. Бетти. Он наблюдал эти истории, будучи в одном из угандийских королевств — Буньоро.
В первом случае магия оказалась в центре семейной драмы.
Служащий управления общественных работ Йоуана отослал свою жену, которую обвинил в измене, к ее родным. Позднее он женился на другой женщине, от которой имел троих детей.
По истечении некоторого времени отвергнутая жена Юдеси вернулась к Йоуане, который простил ее и построил отдельную хижину рядом с собственным домом. Однако вскоре она опять начала ему изменять. Больше того, Юдеси возненавидела своего мужа и обратилась к знахарю за магическими средствами — «бурого».
Однажды, когда Йоуана спал, она протерла ему лоб и лицо тряпкой, пропитанной полученным от знахаря составом. Вскоре у Йоуаны начали болеть глаза, он стал терять зрение.