Африканскими дорогами

Среди уроженцев Бразилии было немало умелых ремесленников — каменщиков, плотников, столяров, мебельщиков, строителей. Хотя эти вчерашние рабы приезжали в Нигерию из желания провести остаток дней своих на земле предков и, казалось, должны были быстро раствориться в местном населении, они держались замкнутой и сплоченной группой, сохраняли бразильские имена и фамилии, исповедовали католическую веру, между собой говорили на португальском языке. Их профессиональный опыт был быстро оценен лагосцами, и в городе начали появляться дома, построенные в своеобразной манере колониальной Бразилии. Тяжелая, грузная массивность этих зданий затушевывалась обилием башенок, лепных украшений, колонн, различных проемов, и они часто напоминали распухшие до невероятных размеров и неожиданно окаменевшие торты. Среди таких памятников и сегодня славятся две мечети: одна — на улице Ннамди Азикиве, а вторая — на Мартин-стрит.

Сьерралеонцы, ближайшие соседи переселенцев из Бразилии, оказали особенно заметное влияние на духовную жизнь лагосского общества. В своем большинстве они неплохо знали английский, и из их среды вышло немало священников, первые нигерийские историки, журналисты. Между ними и «бразильцами» существовало соперничество, отголоски которого донеслись и до наших дней. В городе сьерралеонцев не любили из-за их снобизма и высокомерия, а отчасти и потому, что в складывающемся колониальном аппарате они сразу же заняли хотя и скромное, но влиятельное положение, заполнив многие низшие должности писарей, переводчиков.

Самая старая часть Лагоса — Исале-Еко. Правда, в начале 30-х годов XX века здесь была проложена новая улица — Идумагбо-авеню, снесены некоторые особенно обветшалые здания, и все же таких трущоб, как в Исале-Еко, не увидеть в других районах столичного центра. По давней традиции местные жители строили дома из бамбуковых жердей, обмазываемых илом. Позднее стали использовать также гофрированное железо. Хаотично разбросанные, эти дома образовывали лабиринт узких и грязных тупиков и улочек, сбегающихся к дворцу верховного вождя города. Дворец назывался Ига Идунганран и был отстроен сравнительно недавно на месте старой резиденции лагосского правителя.

Исале-Еко — это сама история. В уличной толпе многие мужчины и женщины были в традиционных костюмах. Праздники напоминали скорее бурные карнавалы, чем чинные и строго организованные официальные торжества. Рядом с убогими церквами и мечетями проходили чисто языческие процессии людей в масках. На рынке добрый десяток столов был занят снадобьями — от игл дикобразов до змеиных шкур — из «арсенала» местных знахарей и знахарок.

Во многих африканских столицах, иногда в самом центре, сохраняются такие кварталы существовавшего до начала колонизации «туземного» города. Их жители бережно поддерживают прадедовские обычаи и живут изолированно от остальной части городского населения. Обычно они подчиняются, как и в прошлом, власти своего вождя. В Лагосе с его шумными улицами, небоскребами, бурной жизнью, наталкиваясь на подобный островок далекого прошлого, сначала испытываешь острое недоумение, но потом это чувство исчезает. Колониальный город, видимо, был не способен спаять в органически единый и цельный сплав все свои разнородные элементы.

Уже в конце XIX века начали расти пригороды Лагоса. С 1895 года, когда приступили к строительству железной дороги на Ибадан, к нигерийской столице потянулись потоки ищущих работы людей. Это были не только йоруба из соседних с Лагосом деревень. Шли ибо с востока, иджо из дельты Нигера, хауса с севера. Завершение строительства железной дороги в 1902 году еще больше усилило притягательную силу города. К тому же в 1906 году он был поднят до ранга столицы сначала только Южной Нигерии, а когда в 1914 году южная и северная провинции были объединены в единую территорию, — и до ранга столицы всей колонии.

Мелкие деревушки, окружавшие город, — Мушин, Сомолу, Око Ваба и другие, были захлестнуты многонациональной волной переселенцев. Только в районе Яба, где жили люди с определенным достатком, возникшее предместье складывалось в соответствии с градостроительским планом. В других местах возобладала стихийность. Лачуги-времянки сооружались переселенцами из оказавшегося под рукой хлама. В сезон дождей улочки превращались в грязевые потоки. Груды гниющего, разлагающегося под палящим солнцем мусора наполняли воздух зловонием.

Конечно, за годы независимости и здесь кое-что изменилось к лучшему — появилось электричество, некоторые улицы были заасфальтированы, построены школы. Но бедность этих районов полностью не исчезла. В тени разросшихся манговых деревьев я видел, как играют полураздетые дети. У уличных колонок толпились пришедшие за водой женщины. В полутемных барах торговали не только пивом или перегнанным из пальмового вина самогоном, иной раз там сбывали и канабис, местную разновидность гашиша.