Афродита из Корал-Бэй

— Для вас я диковинка, и моя причудливая жизнь, вероятно, кажется вам идиллической, особенно в свете ваших новых планов, но… я не обязана вам помогать лишь потому, что вы прозрели.

Рич нахмурился.

— Я утратил ваше доверие, — пробормотал он.

— Прошло девять недель! — Гнев и боль заставили ее выкрикнуть это. — И тут вы появляетесь, как гром среди ясного неба, и опять чего-то от меня хотите. Я вам настолько сильно понадобилась, что вы преследуете меня целых два километра под водой… — Она замолкла на полуслове. — Вы заплыли так глубоко? — запинаясь, выговорила она. — Ниже впадины…

Рич поморщился.

— Я старался об этом не думать.

— Вы поплыли в открытый океан, чтобы найти меня? Там акулы, киты и… и…

Запах скисших дрожжей полностью улетучился, освободив место сильному запаху ананаса.

«Любовь».

С этим она боролась с того дня, когда сидела, устроившись у него между ног на сиденье байдарки в заливе Ярди.

Никто никогда не подвергал себя опасности ради нее. Даже на малейшие неудобства никто не шел. Всю свою жизнь это она всегда испытывала неудобства, чтобы другим было спокойнее.

А Рич опустился в глубину океана и плыл рядом с китовой акулой… чтобы добраться до нее, до Милы Накано.

— Рич, почему вы здесь?

Да, он извинялся, у него наступило прозрение, но он так и не сказал ей, почему он вернулся в Корал-Бэй.

Рич не отводил глаз от ее лица, и ей стало неловко от своего вида: мокрая, с отметиной на лбу от подводной маски.

— У меня кое-что есть для вас, Мила. — Он взял еще одно полотенце и заботливо накинул ей на плечи. — Пойдемте.

Мила молча прошлепала за ним на камбуз. Там он подошел к полке около дивана, взял что-то и зажал в кулаке. Осторожным движением он положил руки ей на плечи и усадил на диван, а сам присел перед ней на корточки. Она смотрела на него, полуголого, вдохнула запах сладкой ваты.

— Мила, мне следовало не ждать девять недель. Но у меня заняло не один день, чтобы обдумать все ваши слова, чтобы все встало на место.

«Но не все же девять недель он размышлял…», — кольнуло ее.

— А потом я не захотел возвращаться к вам, пока у меня не будет чего-то реального, что я смогу вам предложить… разрешения на строительство научного центра, плана того, что показало бы, как сильно я… — Храбрость, кажется, подвела его в критический момент. Он медленно выдохнул и пробормотал: — Это сделать труднее, чем нырнуть в океан. — Поборов неуверенность, продолжил: — У меня нет пока что одобренного плана, чтобы показать вам, Мила, но будет через пару недель. Зато у меня есть это. — Он разжал плотно сжатый кулак — даже костяшки побелели, — на ладони лежал маленький шелковый кисет.

Мила, не отрываясь, смотрела на его ладонь. Привкус чего-то острого — от любопытства — примешался к вкусу ананаса и получился восхитительный коктейль.

— Что это?

— Подарок. Извинение. — Он протянул ей руку с кисетом. — Обещание.

От этого слова Мила замерла. А рука Рича слегка дрожала.

Дрожь проняла и Милу.

Кисет открылся, и оттуда выскользнуло тонкое ожерелье — цепочка белого золота с висящей…

— Это же ваш жемчуг? — вырвалось у нее.

Тот самый, из раковины. Тот, который она отдала ему на память о рифе. Маленькая неровная жемчужинка, не имевшая большой ценности. А сейчас она висела на изящной и тонкой, как паутинка, цепочке и казалась Миле абсолютно совершенной формы.

Совершенной, потому что она — от Рича.

— Это ваш жемчуг, — прошептал он. — И всегда был вашим. — И смущенно добавил: — Не очень-то у меня получилось срежиссировать наше примирение.

Мила подняла на него глаза. Сердце готово было выскочить из груди. Это было примирение?

— Но я отдала ее вам.

Он кивнул:

— Чтобы помнить о вас. Но я предпочел бы живое общение.

У Милы не было слов, она смотрела на него, а он продолжал говорить:

— Я знаю, что в прошлом вам не раз приходилось туго. Что вы считали себя такой же неприспособленной к окружающему, как ваша бабушка. И я знаю, что из-за этого вам было трудно доверять людям, верить им. Но вы поверили мне, когда мы встретились, и я сейчас приехал в надежде, что вы хоть чуточку еще верите, что со временем мы вернем доверие… я очень постараюсь.

Мириады не сочетающихся вкусов и запахов залепили ей горло и нос.

— Вы лгали мне, Рич. — Она не могла этого не сказать.

— Я и себе лгал. Вы подняли такой вихрь из вопросов «что» и «если» в моей четко организованной жизни, Мила. А я никогда не имел дела с «если», исключительно с фактами.

Он что, намеренно говорит в прошедшем времени. А что сейчас?

— Вы зародили сомнение во всем, чему меня учили верить, и я… запаниковал. Я отступил, я вернулся к тому, к чему привык. А то, что я начал чувствовать к вам… это что-то неуправляемое, против чего я всегда боролся.

— Вы говорили, что ваш мир в городе, — прошептала она.

— Да потому что я понятия не имел, что вы становитесь моим миром, — признался он. — Мой мир там, где вы.

Ананас поглотил все остальные запахи. Он так близко и к тому же полуголый, в глазах столько искренности, и эти потрясающие губы произносят потрясающие слова.

— Мы едва знакомы.

Рич наклонился ближе:

— А у вас есть целая жизнь, чтобы узнать меня лучше.

— Вы о чем?