Афродита Супярилярийская

Рауф, полный эйфории, шёл вдоль стены, рассматривая картины и мысли, порождаемые ими, казалось ему, точно расшифровывают смысл того, что он видел. А подобного ни он, да и никто из ныне живущих никогда не видел. И не только не видел, но и не слышал, и не подозревал даже! Он первый!!! Он, кандидат исторических наук Рауф Мурзаев открыл для мира этот Храм, этот дотоле неизвестный пласт Истории!

Замечтавшись, Рауф поскользнулся и глубоко погрузился под воду. Вынырнув, он закашлялся – опять нахлебался этой дряни. Уровень жидкости поднялся, и поднялся солидно – кисель плескался у груди. Сердце сжалось, Рауфу стало пронзительно страшно – он не умеет плавать, а если так и дальше пойдёт… Голова закружилась, что-то стало твориться с глазами – в них то свет, то мрак – калейдоскоп какой-то… Дальнейшее Рауф воспринимал смутно: память стала сиюминутной, редкие эпизоды откладывались в ней и тут же тускнели, стираясь следующим бытием. Кажется он всё-таки плавал (или… не тонул?), полз неизвестно куда… опять его куда-то несла вода… Мрак сменялся полутьмой… Он пробовал что-то есть… Голова стала ясной и прозрачно-пустой, тело лёгким и гибким… Время не трогало его – оно текло рядом, но мимо… Он перестал быть личностью и жил на уровне безусловных рефлексов. Хорошо… Плохо… Приятно… Неудобно… Хорошо… ……… Временами ему казалось, что он летает. Запомнилось блаженное ощущение плавания (полёта? скольжения?) среди рыже-красной субстанции (облаков? пены? водорослей? желе?), которая ласкала, бодрила… А он жил ею! Всем телом пил, ел её, дышал…

А дальше – грохот, удары, удушье, боль и, схватившая его и куда-то понёсшая плотная тьма… И жестокий убивающий свет… И холод! Хо-олло-од!!! Пронзительный ужасный холод, заставляющий уподобляться плоду в утробе матери и сжиматься – сжиматься на неудобном жёстком, колющем ложе…

Мрачный Алимамед сидел на каменистом спуске злосчастной площадки, погружённый в печальные думы. Толик опять уехал куда-то звонить, выяснять, не объявился ли где Рауф. Он ещё никак не мог поверить, что Рауф пропал, погиб. Толик всё надеялся, что тому, то ли моча в голову ударила, то ли бес в ребро, и он сейчас дома или у друзей, знакомых, или где-нибудь ещё пирует в обществе какой-нибудь красотки; злился и обещал ему жестокую судьбу за сорванную рыбалку и истерзанные нервы.

Алимамед застонал: что за несчастная судьба затащила его на эту треклятую рыбалку?! Три дня, как погиб Рауф. Три дня он трясётся, боясь лишний раз взглянуть в лицо Толика. Рыбалка накрылась, пропала рыба, которую поймали. Да и какая рыбалка, какая рыба – Толик, как узнал, что Рауф пропал, так и мечется, всё вокруг обрыскал. И его с собой таскает, не боясь, что здесь всё разворуют. Никогда Алимамед так не лазал и не бегал, даже в армии. Угнетало знание бесполезности и напрасности всей суеты… и то, что об этом не скажешь…

Приедет Толик, скажу ему, что всё – надо ехать в Баку… Алимамед застонал… Ы-ы-ы-ыыыы… Ы-ы-ы-ыыы… Не поездка – одно мучение! Рауф… Ы-ы-ыыыы… Жалко человека… Какой удобный напарник был! Под боком… Из-за дурости погиб! Профф-фесор!.. Ночью в развалины!.. Чокнутый… Сам виноват! Сам!.. Ы-ы-ыыыы… Что я скажу родителям Рауфа??… Рауф погиб, рыбы нет… Что я скажу Матанат?!.. Что я скажу родителям и братьям Рауфа?! Как буду смотреть им в глаза?!..

– Ва-а-ах! Ва-а-ах! – Алимамед сжал лицо и закачался. – Ва-а-ах! Ва-а-ах!!

От переполнявшей сердце горечи, желания хоть на время забыться Алимамед встал и начал бродить по площадке, вышел на другую сторону и увидел…

У берега в розово-жёлтой пене и мусоре колыхалось тело утопленницы с длинными рыжими волосами.

– В-ва-аай! – тоскливо застонал Алимамед. – Только этого мне не хватало, только это оставалось.

«Почему я такой несчастный??», – Алимамед оцепенело смотрел на утопленницу и горестные мысли, одна горше другой, мелькали в его голове, делая его всё несчастней и несчастней.

Неожиданно труп зашевелился, и вместе с ним зашевелились редкие волосы на голове Алимамеда. Нет, это ему показалось!..

Шевелится!!!..

Утопленница забарахталась и неуклюже приподнялась. Синяя трупная слизь и розовая пена обильно стекали с её бело-белого нагого тела. Ифритэ! Ведьма!!! Ужас парализовал Алимамеда, ему показалось, что он уже умер – сердце остановилось, руки, ноги охолодели, – отнявшись, язык не повиновался – крик застрял в груди…

Холод… Холод вокруг… Один только холод кругом… Холод волнами накатывающийся, холод, вынуждающий двигаться, холод отрезвляющий…

Рауф попробовал отползти, уползти, убежать от холода, от света, обжигающего даже сквозь зажмуренные веки. Холод, свет, боль рвали уютную пелену, опутывающего его, прорывались в затуманенный мозг…

Захотелось заплакать, позвать… Он вздохнул… Вместе с вздохом в рот попала противная горько-солёная вода… Ёще и ещё… Горечь вскипела внутри и разожгла огонь, который охватил всё тело…

Рауф стоял… Он шёл… Шёл и радовался твердому песку под ногами, свежему воздуху, приятно ласкающему тело, яркому свету, будившему сознание…