Афродита Супярилярийская

Рыбалка пошла. За полчаса они наловили ведро отборной рыбы. Среди них три красавца кутума по полтора кило каждый. Толик, прихватив ведро, ушёл сторожить машину и вещи. Ушёл с явной неохотой, но послать вместо себя Алика после розыгрыша ему было неудобно, а отрывать Рауфа, вошедшего в жадный азарт, знал – бесполезно.

Незаметно летело время. Рыба шла и шла. Наполнены были ведра, рюкзак и класть уже было некуда – хоть в руках неси. Стало темнеть.

– Всё! – Рауф бросил очередную добычу в рюкзак. – Это ещё надо утащить. У меня такой улов в первый раз!

Алимамед кивнул, бросил тёплый взгляд на вёдра и стал подтягивать леску. «Матанат теперь и рта раскрыть не сможет!» – с удовольствием подумал он. «Хотя нет, конечно, раскроет!» – Алимамед довольно улыбнулся: это будет тот редкий случай, когда на его голову прольётся поток безмерной лести и похвал.

Алимамед тащил рюкзак и удочки, Рауф вёдра. Подымаясь, они здорово измучились, задохлись и теперь всё выглядело не так уж радужно. Они явно переусердствовали, заканчивать надо было раньше. Когда проходили мимо Искандер-галасы, Рауф остановился и поставил вёдра.

– Передохнём… Ффу-уфф… Руки отваливаются.

Алимамед бросил удочки, с облегчением скинул рюкзак, нашарил в кармане сигареты, взял себе и предложил Рауфу. Закурили.

– Алик, пошли к башне, а? Посмотрим, что там вблизи.

– Ой, Рауф, нет. Лучше быстрей назад. Темно уже.

– Это же недолго, минут десять-пятнадцать, туда и обратно.

Алимамед помотал головой, выказывая полное отсутствие охоты взбираться на холм. А Рауф загорелся: вот она, Искендер-галасы, рядом – руку протяни, можно пощупать развалины четырёхтысячелетнего храма, ощутить дух Времени и Истории.

– Хорошо. Ты подожди, а я пройдусь, – и он зашагал к развалинам.

Оставшись один, Алимамед, как-то сразу почувствовал себя неуютно и одиноко в вязкой тишине разливающихся сумерек и бросился догонять Рауфа.

– Подожди, Рауф-джан.

Со спутником Рауф почувствовал себя значительно уверенней, и они не только поднялись до башни, но и взобрались на самый верх, и минут пятнадцать бродили среди развалин. Попутно Рауф, взбудораженный ароматом древности, веявшем от руин, читал Алику лекцию по истории Азербайджана: о древней Албании, Мидии…

Алимамед слушал вполуха. По его мнению ничего интересного здесь не было: осколки, черепки, остатки древней кладки, камни. Причём ходить было небезопасно: камни держались непрочно и норовили выскользнуть из под ног. Можно было и ногу подвернуть, и здорово расшибиться, свалившись с какой-нибудь кучи. Прогулка всё меньше и меньше нравилась Алимамеду – ему было начхать на древность этих камней, и больше беспокоила судьба оставленной рыбы. Любая бродячая собака могла испортить весь улов.

Вдруг, казавшийся солидным, большой камень крутанулся под ногой Алимамеда и покатился вниз. Теряя равновесие, Алимамед попытался ухватиться за идущего впереди Рауфа. Тот от неожиданности пошатнулся, оступился и, упав, скатился вслед за камнем, чуть не прихватив товарища. Но Алимамед, хотя и упал, сумел зацепиться и, отчаянно заскребя ногами, вылез из ямы. Обернувшись, он увидел чертыхающегося Рауфа, подымающегося с четверенек и продолжающиеся скатываться к нему камни; успел ещё подумать: «Так тебе и надо, профессор! Чёрт тебя понёс шататься по этим развалинам», как под Рауфом разверзлась земля, рядом на попа поднялась громадная глыба, и Рауф ухнул вниз вместе с камнями и землёй. Раздался мощный всплеск, затем громкое чмоканье, и потом только шорох катящихся и падающих в провал камней под аккомпанемент бултышья, доносившегося оттуда.

Алимамед застыл, парализованный ужасом. Потом его стала бить дрожь.

– Рауф! Рауф-джан! Ответь! Как ты там?

В ответ только бултыхание ссыпающихся в провал камешков.

Что делать?!.. Алимамед боялся не то, что спуститься – пошевелиться!.. Наконец, он заставил себя разжать пальцы и ползком перебрался подальше. Подождал, встал, набрался духу и стал очень осторожно спускаться по пологому спуску сзади ставшей дыбом глыбы. Страх когтями впился в сердце, незаметно для себя Алимамед вновь очутился животе и последние два метра прополз. Подползя к провалу, Алимамед заглянул в него. Темнота, затхлая сырость и молчание.

– Ра-а-у-уф! – жалобным голосом позвал он.

Тишина. С трудом чиркнул и зажёг дрожащими руками спичку. Бросил. Вроде колодца. Алимамед стал спешить, чиркать спичками о коробок, теряя и ломая их, бросая зажжённые вниз. Колодец. Внизу, в метрах четырёх, чёрное зеркало воды. И всё! Рауфа нет. Потонул! Последняя спичка полетела вниз, туда же полетел выпотрошенный и подожжённый коробок. Странный колодец со стенами облицованными плитами, на которых сквозь грязь и пыль просматривалась какая-то роспись.

Алимамед, пятясь раком, отполз от колодца и, опираясь о каменную глыбу, стал подыматься, как под гипнозом, не отрывая взгляда от зева, поглотившего Рауфа. Почти встал, когда неожиданно глыба качнулась и стала падать. И Алимамед вместе с ней, только глыба ушла вперёд, а он, упав на спину, ногами вперёд заскользил к колодцу, цепляясь за летящие вместе с ним камни.