Агафон с большой Волги

– Лиха беда, если бы выпил, – продолжал Соколов.

– Что же он натворил?

– Он решил, что умнее всех конструкторов. Иглы выкинул, битер удлинил и машину гробанул. Вот стоим и загораем в хорошую погоду, слякоти дожидаемся. Вот и тучки начинают заходить. По ночам, наверное, изобретал, до вторых петухов где-то пропадает.

Глаша вспыхнула и, глубоко вздохнув, отвернулась. Темная туча вполнеба надвигалась с гор, заслоняя полуденное солнце. Дробно и гулко ударил отдаленный гром.

– Ты-то чего вздыхаешь? – поднявшись с крыльца, спросил Соколов.

– Запела бы, да не поется… – Глаша подошла к столу и стала перебирать в руках запасные от полотна ножи.

– Подголоска твоего, конечно, забреют в солдаты как пить дать. Вы с Колькой хорошо бы потянули.

– Зато вы с Мартьяном не очень-то, видно, спелись. Вот на каких ножах живете. – Глафира со звоном бросила нож на стол.

– Хвастать нечего. Грыземся…

– Хотите, скажу начистоту? – Глафира круто повернулась к деверю. – Только не обижайтесь.

– Постараюсь.

– Вы думаете, Михаил Лукьянович, что с вами легко работать?

– Ты пять лет работала. Тебе лучше знать. – Соколов присел к столу и с волнением начал складывать ножи в ровную стопочку. Сноха вела себя, как ему показалось, несколько необычно. Чувствовалось, что настроение Глафиры чем-то взвинчено. Михаил Лукьянович насторожился.

– Со мной работать одно, а с ним другое.

– Ну, это не новость!

– Может быть… Но вы, Михаил Лукьянович, не понимаете его характера.

– Скажите пожалуйста, какая особенная личность.

– Не личность, а человек, и… умный человек! – плохо владея собой, подчеркнула она.

– Вот как ты заговорила!

Отодвинув ножи, Соколов встал. Сорвал висевшее на веревке полотенце, швырнул его в открытую дверь вагона. В душной степи упали первые капли дождя. Синяя туча заволокла верхушки гор и прохладно дыхнула разгулявшимся ветерком.

Глафира шла к деверю с двумя намерениями: сообщить об отъезде Николая и поговорить о случае с Дашей. На это ее уполномочила Анна Сергеевна, первая чутьем матери угадавшая, что с дочкой происходит не совсем ладное дело… Глаша охотно и смело решилась выполнить эту печальную миссию, но только теперь поняла, какую труднейшую она взяла на себя обязанность. Как ему сказать об этом?

– Ты зачем сюда пришла? – повернувшись к снохе, спросил Соколов раздраженно. – Может быть, хочешь его вместо Николая взять? Уступаю! Мне сейчас все равно. Я возьму вон Дарью и за штурвал посажу. А про вас пусть доярки частушки складывают. Небось слышала?

– Мне не очень интересно всякую чепуху слушать, – тоже не без гнева ответила Глафира.

– Ты в порядочной семье живешь…

Неизвестно, что еще мог наговорить разбушевавшийся деверь. Слова его прервались звуками работающего комбайна.

– Завел все-таки, дьявол упрямый!

Михаил Лукьянович не выдержал и побежал в поле. Глаша собрала разбросанную одежду и внесла в вагон. По крыше дробно ударили капли дождя и тут же резко оборвались. Неожиданно затих и комбайн. Розовая, запыхавшаяся, на велосипеде подъехала Даша.

– А где отец? – слезая с седла, спросила она.

– Около машины, – ответила Глаша.

– Я за ним приехала. Николая в армию забирают. Сегодня вечером провожать будем. А мы, знаешь, на днях с Федей распишемся, – ставя велосипед около угла будки, как ни в чем не бывало тараторила Даша. – Мы еще в то воскресенье подали потихонечку заявление.

– Ох, Даша! – вздохнула Глафира.

– А чего ты охаешь! Все уже кончено. Я стану Сушкина.

– А жить-то где будете? Дома?

– Да, у нас. Где же еще! Колькина комната пустая. Уберу ее, прелесть будет!

– А отец? – спросила Глаша.

– Ты ему еще не сказала?

Глаша отрицательно покачала головой.

– Ладно, я сама скажу, – решительно заявила Даша. Глафира видела, что эта заметно подросшая девчонка идет на все с легким сердцем. Не как она, трусиха!..

– Он очень сердит. С Мартьяном и со мной рассорился, – сказала Глафира.

– Ну и пусть! Ничегошеньки он с нами не сделает. Пусть партийный секретарь на себя поглядит, как его, и прочих, и весь наш совхоз студент в газете расчихвостил!

– В какой газете? – Глаша шагнула к племяннице и встряхнула ее за крепкое, упругое плечо.

– А ты что, не знаешь? В московской газете. Вот таких четыре столбца! – Даша широко развела руками.

– Какой студент? – тормошила ее Глафира.

– Да наш, международный, Агафон Чертыковцев, бухгалтер, так и подписано черными буковками, очень даже солидная статья. Федя сказал, что очень правильная.

Дождик пошел сильнее, загнав женщин в вагон. Неожиданно появился Архип.

– Здравствуйте, кого не видал, – стряхивая с пиджака воду, заговорил он. – Ну и хлестнул, родимый! По нёбышку прет такая махина, все, поди, зальет, едрена корень. Говорил халяве, так нет, не послушалась, проквасит добро-то!

– Вы про кого это, дядя Архип, так выражаетесь? – спросила Даша.