Агафон с Большой Волги

- Ну что же, Варя, не поминай лихом, - давая Афоньке знак трогаться, сказал Спиглазов.

- А как же мы... как же я, Рома? - вопрошающе вглядываясь в жесткое, постное лицо своего бывшего дружка, тихо шептала Варвара.

- А так, что вон за пригорком меня Раиса ждет... Бывай здорова. Роман вторично кивнул шоферу.

Машина взвыла и шибко рванула с места, обдав Варвару гарью бензина и густым вихорьком пыли. Перед ее глазами закружились и куда-то поплыли разбросанные по жнивищу скирды соломы. Ослабевшие руки вдруг опустились и как плети повисли вдоль тела.

- А я, Варенька, все совершила! - подходя к дочери, громко заговорила Агафья Нестеровна. - Все обмозговала и даже газетку привезла! Вот только не знаю, куда я ее засунула, - роясь в битком набитой сумке, продолжала она.

- Какую газетку? Что ты могла совершить! - повернувшись к матери, с ужасом в голосе спросила Варвара.

- Не шуми ты ради бога! Довольна будешь и спасибо мне не раз скажешь... Теперече ты вольная казачка!

- Что ты наделала, мама?

- Как что? Я тебе развод схлопотала и объявление в газетке пропечатала. Все честь по чести! Помнишь того кудрявенького редактора?

- Ну? - со стоном выкрикнула Варвара.

- Он все мне так быстренько обтяпал.

- Мама! - Голос Варвары хлипко надломился дрожью и одиноко замер в опустевшей степи. Она отлично помнила, как после партактива привела к себе домой молодого пышноволосого редактора районной газеты и накормила сочными беляшами, приготовленными Агафьей Нестеровной. Видимо, он не забыл гостеприимства, уважил старуху и тиснул объявление без всякой задержки.

- Оказывается, проще простого, - разглагольствовала мать. - Пришла, отдала бумажки, он черкнул на уголышке два словца и в кассу. Там с меня, конешно, содрали тридцать целковых новенькими и квиток выписали... Между прочим, кудрявенький-то тебе поклон прислал.

- Ой, мама! - повторила Варвара и опустила голову на крышку кухонного стола.

- Да что ты все мамкаешь? - спросила Агафья Нестеровна. Увидев свой стол, удивленно добавила: - Глянька, и стол мой тут! Кто же это его приволок сюда? Небось Федька или тот супостат.

Увидев приближающегося Архипа, Агафья Нестеровна замолчала. Ей вдруг как-то стало не по себе. Брошенный стан выглядел сейчас сиротливо, опустошенно. Куча остывшей золы, а рядом скрюченные арбузные корки, охапка примятой соломы, на которой спал под вагончиком Архип. Нелепый четырехногий стол и словно пьяная, поникшая Варвара. А вон еще двустволка на колу, где, наверное, проветривалось и сушилось Глафиркино тряпье, оглядываясь по сторонам, подмечала Агафья.

"Я-то за каким шутом сюда приперлась, - подумалось ей, - могла и дома поведать..."

Архип подошел к колышку и снял с сучка ружье. Потом повернулся к дощатому щитку, где висела его, как он выражался, "физия", еще раз полюбовался Дашуткиным изделием, потрогал, раскачал сначала один гвоздик, затем второй, газета скользнула вниз и повисла на одном уголке. Архип Матвеевич снял ее, аккуратно скатал в трубочку и крепко, как нечто самое для него дорогое и важное, перевязал ее.

Гул трактора все больше отдалялся. Архип видел, как, шлепая гусеницами и таща за собой вагончик, он вскарабкался на бугор и вскоре скрылся в голубоватой, освещенной солнцем дали. Близился вечер. На меже, покачивая сухой, словно поджаренной, метелкой, остался одинокий лошадиный щавель. Удлиненная тень его со скрюченными на боках отростками показалась Агафье лохматой и жуткой.

- Нам тоже ведь пора ехать, а? - беспомощно озираясь на разворошенный стан, упираясь испуганными глазами в свой кухонный стол, заговорила Агафья Нестеровна. - Как бы нам, Архипушка, выехать отсюдова? - просительно и робко поглядывая на Архипа, спрашивала она. - Вон и стол надо захватить. Бросили вещь-то, а?

- Пёхом придется. Уж более попутных не будет. Все закончили на этом рубеже, теперь дальше марш-марш! Прощайте!

Архип поправил на плече ружье и, как солдат, зашагал на свой пост к видневшемуся бахчевому шалашу с пугалом на длинном шесте. Взойдя на ближайший малый бугорок, он остановился и оглянулся.

У бывшего полевого стана, положив свертки и сумки на старый раскоряченный стол, одиноко маячили две женщины и со страхом смотрели на темнеющий посреди золотистого жнивья, опустевший, далеко уходящий шлях.

Урал - Москва - Волга

1958 - 1966