Агафон с большой Волги

В Москве, чтобы забыть горечь утраченного, он цепко взялся за учебу: часами наговаривал в магнитофон тысячи труднейших для произношения английских слов; он чувствовал себя перед однокурсниками более подготовленным не только по английскому языку, но и по другим предметам. С многими товарищами по курсу он сошелся и сдружился быстро, выдвинувшись не только своей физической силой, добротой характера, но и незаурядными способностями. Он был трудолюбив, усидчив и легко, как-то запросто, справлялся с учебой. Товарищи сидели и до ночи, трудно корпели над домашними заданиями, боясь схватить двойку: за низкие отметки студенты немедленно отчислялись. Агафона это не страшило. Газетная работа помогла приобрести кое-какой жизненный опыт, который очень ему пригодился. Помогали и практические знания моторов, когда изучали устройство различных импортных машин, а во время лекций по товароведению и учету хорошо пригодилась его быстрая бухгалтерская сметка. Но самым главным все же были упорство, настойчивость. Он терпеть не мог «хвосты», никогда не оставлял неоконченных дел. И все же говорил:

– Нет, ребята, чувствую, что торговец экспортом из меня не получится, а дипломат я и вовсе никакой… Нет, друзья, наверное, я все-таки тут не удержусь… покину вас, дорогие мои!

– Не то ты, Агафошка, дурачишься, не то оригинальным хочешь быть? – удивлялись ребята.

– Мальчики, я всерьез, – предупреждал он.

По ночам его грызла тоска по Волге, тревожно становилось на душе, хотелось вскочить с койки и немедленно ехать домой. Чувство душевного беспокойства все нарастало и углублялось, все труднее было переносить тягостную боль, которой, казалось, дышали письма матери. Она писала, что Зинаида Павловна очень долго и тяжело болела, а потом поправилась и снова работает на прежнем месте. С отцом и матерью она особенно ласкова, но ведет замкнутую жизнь. Дважды приезжал муж, но ночевать, кажется, не оставался… Агафон был искренне убежден: не желая расстраивать сына, мать вынуждена была писать не всю правду. А для него всякая ложь была ужасна. Зина тоже прислала два письма, но он, не читая их, спрятал на дно чемодана. Чувствовал, что обмана простить не может и оправданий выслушивать не станет. Молодость часто бывает слишком самоуверенна и беспечна. Агафон возненавидел даже товароведение, которое вел эксперт Внешторга Константин Разумовский. На каждом уроке Агафон хмурился и отводил глаза. Ему казалось, что бывший муж Зинаиды Павловны нарочно, чтобы поиздеваться над ним, хвалит его за быструю сметку, ставит в пример другим, при этом прячет в губах ехидную улыбочку. Все это впоследствии сыграло свою печальную роль.

Как ни тянуло на Волгу, но на зимние каникулы Агафон домой не поехал. Отдых провел по бесплатной путевке в специальном туристском лагере. Однако от жесточайшей тоски не избавился. Вернулся и так затосковал, что дважды сознательно пропустил занятие по товароведению и схватил первую двойку. Вызвали к декану.

– Что с вами, Чертыковцев? – сухо спросил декан.

– Ничего. Понял, что из меня торгпред не получится.

– А мы еще и сами не знаем, что из вас получится, – добродушно рассмеялся декан, удивляясь его наивности.

– Тем более. Я прошу меня отчислить, – сказал Агафон.

– Вы это серьезно? – насторожился декан.

– Вполне. Мне все здесь не по душе.

– Даже все? Послушайте, Чертыковцев. У вас что-то другое на уме. Вы же хороший парень, так прекрасно учились, и вдруг двойка… Не понимаю.

Агафон упорно молчал. Декан не выжал больше из него ни единого слова. Потом аналогичный разговор произошел и в парткоме.

– Честно вам заявляю, что взялся не за то дело, – упрямо твердил Агафон. – Нет у меня к этому никакого призвания.

Нянчились с ним почти целый месяц, однако воли его не сломили. Пришлось отчислить.

– Вы что, влюбились, что ли? – выдавая ему документы, удивленно спросила секретарша.

– Ага, – с присущей ему простотой ответил Агафон.

– Куда же вы теперь, к ней?

– Еще и сам не знаю! – чистосердечно признался он.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Он тогда и на самом деле не знал еще, как поступит, куда пойдет или поедет, как не знал и теперь, что будет с ним, а главное, что же станет с Ульяной.

Агафон провел рукой по глазам и замер. Даже сейчас, в эту минуту, видел лицо Ульяны, слышал живой, родной сердцу голос, нежный, ласковый и переменчивый. Не хотелось верить, что был когда-то садовый домик Зины, лимоны в кадках, чувственные ночи, а потом грубая, тяжкая разлука и полное крушение любви, причинившее ему столько боли и разочарований. Ему казалось, что все это отошло в далекое прошлое. И вдруг – маленькое существо, которое сосет уже грудь и «нежно пошевеливает пальчиками»!..

Агафону стало холодно, усилилась в сердце боль. Напряженно и мучительно задумавшись, он тихонько застонал и не слышал, как открылась из горницы дверь. В комнату, крадучись, вошла Варвара.

Обхватив всклокоченную голову большими руками, Агафон неподвижно сидел на кровати и зябко дрожал.

Перед этим услышав стон, Варвара решила, что жилец крепко выпил.