Агафон с большой Волги

– Что, Амирханов, придумываете новый газетный поклеп? Чего молчишь-то, охламон? – Варвара воинственно скрестила на груди руки. У нее была одна цель: спровоцировать парня на хулиганский поступок; его стол она обшарила не случайно… – Достукался, супостатина, и налакался. «Арбузная трасса»! Жрал наш хлеб-соль и про нас же всякие гадости сочинил. Забирай свои манатки и катись отсюдова узкой тропкой!

Изгнанная из комнаты, Варвара преследовала его непотребными выкриками до тех пор, пока он не собрался бежать. Теперь он жаждал поскорее покинуть ненавистный для него дом.

К его счастью, на улице он увидел около конторы грузовик. Шофер Афонька Косматов – Апонька, как его называл Кузьма, – открыв капот, копался в моторе. Ни о чем не спрашивая, Агафон перекинул чемодан через борт и положил в кузов. Подошел к Афоньке и попросил, чтобы тот отвез его в четвертое отделение.

– А мне, пымаш, не туда, – закрывая капот, ответил Косматов.

– Куда едешь? – хмуро, исподлобья посматривая на хитроватое рябое лицо Афоньки, спросил Агафон.

– На вторую еду, пымаш, друг? Не могу, с моим бы удовольствием, но, сам пымаш, посевная…

– Ничего. Сначала меня отвезешь, а потом на вторую поедешь, – проговорил Агафон, чувствуя, как начинает раздражать его своими ухмылками и словечком «пымаш» этот рябой и вороватый водитель.

– Я тоже спешу, – берясь за ручку и открывая дверцу, добавил он твердо и решительно. – Сказал же, пымаш, не по пути! Вот человек! Да и в кабину не могу посадить. Тут одна дамочка собралась со мною поехать.

– Что за дамочка? – спросил Агафон.

– Завмаг, пымаш, Варя Голубенкова.

– А она куда? – мрачнея еще больше, спросил Агафон.

– К Соколову, говорит, к партейному секретарю, спешно надо. Как тут не возьмешь!

– Не поедет она, – ощущая холодок в груди, неожиданно заявил Агафон и сел в кабину.

– Ну да? Только что тут была, – усомнился Афонька.

– Она раздумала. Видишь, я еду и чемодан уже в кузове, – еще более решительно проговорил Агафон.

– Ага, значит, не едет. Ты ить у нее живешь? Ох, и бабец! – Афнька подмигнул и полез в кабину. Косясь сбоку на неспокойного пассажира, он включил зажигание, добавил: – Двадцать километров лишку, учти, пымаш… потом бензинчику, того, возместишь, литриков…

– Ладно. Я тебе все учту! – вдруг прорвалось у Агафона. – Я тебе и бензин, и ворованное сено, и самогонку, пымаш, все припомню. Трогай! – вытаращив на вздрогнувшего Афоньку бешенством загоревшиеся глаза, рявкнул Гошка.

– Какое сено, пымаш? Да я же шутейно, – с опаской поглядывая на рассвирепевшего парня, пролепетал Афонька и дал газ.

Мотор фыркнул, задрожал, и сильным рывком машина тронулась с места, тряско подпрыгивая по уличным кочкам. Вслед за грузовиком, повязывая на ходу платок, что-то выкрикивая, бежала Варвара. Увидев ее в зеркальце, Афонька хотел было притормозить. Заметив такое намерение шофера, Агафон толкнул его локтем в бок, махнул рукой вперед и так взглянул ему в лицо, что тот еще сильнее нажал на педаль газа.

– Ты же сказал, что она раздумала? – когда выехали на окраину поселка и оставили рассвирепевшую Варвару далеко позади, спросил Афанасий.

– Давай жми, пымаш, – кратко бросил Агафон и дальше всю дорогу не произнес ни единого слова.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Четвертое отделение совхоза было отдалено от центрального участка примерно на двадцать километров и располагало тремя отдельными фермами: молочной, свиноводческой и полеводческой, а вернее всего, бригадой, выращивающей зерновые культуры и кормовые травы, правда, последние засевались в очень незначительном количестве.

К моменту приезда Агафона ни управляющего, ни агронома, ни прочих начальников на месте не оказалось. Все, кроме пастухов и доярок, находились в поле. Общежитие, куда привел Агафона словоохотливый сторож Архип Матвеевич Катауров, содержалось довольно прилично и чисто. Из открытых настежь дверей были видны кровати, застланные зелеными одеялами и белыми простынями. Зато в длинном узком коридоре, загородив почти весь проход, стояло несколько кухонных столов с примусами, кастрюлями и керосинками. Для бухгалтера имелась в конце коридора отдельная комнатка с кроватью и небольшим столиком. Дверь ее выходила в саманную пристройку из трех комнат, где помещалась контора. Одним словом, бухгалтер как необходимое лицо находился всегда рядом.

– Очень даже резонно предусмотрено, я вам скажу, – костыляя на деревянной ноге, говорил Архип, – тут тебе и канцелярия, тут и спальня, сад-виноград…

– Какой сад? – устало садясь на койку, спросил Агафон.

– Извините, как вас по отчеству? Это у меня поговорка такая, припев есть такой, мы на фронте все распевали:

Эх, сад-виноград, зеленая роща, А кто ж виноват – жена или теща?

Эти слова, сморщив желтое, похожее на репу, лицо, смешное и лукавое, Архип весело пропел звонким, удивительно молодым и приятным тенорком. Агафону сторож понравился. Но ему все же очень хотелось, чтобы он поскорее ушел. А тот присел на единственный табурет и, видимо, уходить не собирался, продолжая начатый им разговор: