Агафонкин и Время

Катерина Аркадиевна подолгу не открывала рта, и Валя дула на ложку, приговаривая:

– Да ведь остыло уже, наказание мое, мне еще лежачую кормить в третьем корпусе. Да что ж за мучение такое?! Ну, еще одну ложечку съедим, и можно идти телевизор смотреть.

Про телевизор, впрочем, Валя обещала впустую: Катерина Аркадиевна никогда не смотрела телевизор. Она бродила по своей комнате и пела арии из прошлой жизни.

Агафонкин вызвался заменить Валю, и та, благодарная, ушла, передав ему ложку с белым, сладко пахнущим комочком.

Агафонкин сел на Валино место и посмотрел Катерине Аркадиевне в глаза: надеялся увидеть в них память об их недолгой любви. Или хотя бы золотистый блеск, наполнявший ее глаза в ноябре 56-го.

Катерина Аркадиевна не отвела взгляда, она смотрела сквозь Агафонкина. В ее глазах не было блеска – лишь не высохшие со сна слезы старости.

Агафонкин вздохнул и придвинул ложку ближе к покрытым мелкой сеткой трещин губам.

– Поедим и поедем, Катерина Аркадиевна, – попробовал пошутить (скорее для себя самого) Агафонкин. – Поедими поедем с вами, дорогая моя, в прежнюю счастливую жизнь. За юлой. Отыщем юлу и вернемся к манной каше и прочим горестям старости.

– Не отыщем, – чуть слышно сказала Катерина Аркадиевна. – Что утеряно, то потеряно.

Агафонкин замер: за время пребывания в Доме ветеранов Катерина Аркадиевна никогда не вступала в беседу. Она жила отдельно от происходящего в сейчас, запертая Альцгеймером в своем мире, ключ от которого был глубоко упрятан в ее потерявших блеск глазах.

– Вы… меня помните? – спросил Агафонкин. – Вы помните… как мы встречались?

Он не знал, что еще можно спросить. Хотя предпочитал не задавать женщинам таких вопросов.

– Я помню чудное мгновенье, – мягко пропела Катерина Аркадиевна. Она помолчала, проверяя фразу на вкус, и затем взяла чуть выше: – Я помню чудное мгновенье…

Агафонкин вздохнул. Он положил ложку в тарелку, подвинул свой стул поближе к мурлыкающей старухе, прищурился и дотронулся до рукава мягкого платья из темного бархата…

…до рукава ее каракулевой шубки. Катя Никольская побежала вниз по лестнице, торопясь на репетицию. Она не заметила появившегося за ее спиной высокого молодого мужчину с копной каштановых кудрей. Агафонкин посмотрел ей вслед, отметив стройные ноги в лакированных полусапожках, и повернулся к только вышедшему на лестничную клетку старому инженеру Ковальчуку. Тот стоял вполоборота, не решаясь закрыть за собой дверь, будто боялся, что может не вернуться.

Все шло, как должно было идти.