Агар. Прóклятые

Увидев её впервые, Эвааль понял, что желает эту женщину так, как ещё никого и никогда не желал. Эинрит была старше Эвааля на тысячу двести шестьдесят семь лет, но на внешности это не отражалось совершенно никак, поскольку тело её было перевоссоздано более десяти раз. Тем не менее, разница в возрасте поначалу беспокоила его, но, как быстро выяснилось, напрасно.

История любви Эвааля и Эинрит началась в мире кшасов — разумных и добрых пауков, и продлилась тысячелетия. Они были неразлучны. Сменили несколько кораблей, посетили множество миров, и ничто не предвещало разлада между ними, пока Эльлия — последний корабль, в экспедиции которого Эвааль и Эинрит участвовали вместе, как пара — не оказалась на орбите Агара…

— Что произошло, отец? — спросил Шедареган старца, когда тот снова замолчал, видимо, погрузившись в воспоминания. — Что произошло, когда вы нашли Агар?

— Вначале, — ответил старец, — я допустил страшную ошибку… Навредил целому миру… Но тогда, покидая Агар, мы всё ещё были парой, семьёй… Уже после, когда я увидел последствия моей ошибки, когда решил остаться здесь, родиться агарянином, от агарянской матери, чтобы всё исправить, я предал её… Предал мою Эинрит! — Последние слова старец произнёс с досадой, словно выплюнул горечь, и, склонив голову, спрятал лицо в ладонях.

Плечи его несколько раз вздрогнули, прежде чем он опустил руки.

— Увидев, что я наделал, я признал свою вину перед Советом. Я сказал им, что должен остаться на Агаре и всё исправить… Сам! Я должен! — Старец блеснул глазами. — А Эинрит захотела пойти со мной… Сказала, что тоже готова пройти через рождение, и потом в течение многих лет вспоминать себя, кто она есть на самом деле… Она даже была согласна родиться мужчиной, чтобы иметь возможность вести активную деятельность и помогать мне… Была готова на что угодно, лишь бы не оставлять меня…

— И ты не согласился… — сказал Шедареган.

— Хуже! Я не мог не согласиться, мой мальчик! — ответил старец. — Твоя Жадит… она ведь послушна тебе? Если ты что-то ей прикажешь?

— Я не приказываю ей, отец.

— Но, если прикажешь? Чего требует закон?

— Закон повелевает ей быть покорной, — сказал Шедареган и, помедлив, добавил: — Именно поэтому, я — первый среди прóклятых.

— И это хорошо! Это правильно, Шедареган! Мужчина, желающий подчинить себе женщину — не мужчина, он — дерьмо! — с презрением сказал старец. — Я не мог приказывать или требовать… У аивлян подобное не принято. Но я хотел избавить её… от Агара… И тогда я совершил то, после чего она не смогла пойти за мной — я изменил своё имя…

…Их союз был союзом свободных. Их полные имена — Эвааль-Эинрит-Эвапахелия-Афарегаль и Эинрит-Эвааль-Арес-Каталина — были свидетельством, декларацией этой свободы. Прежде, до того, как они встретились, их имена были иными. Они изменили их, когда поняли, что не смогут друг без друга, и с того момента они стали друг другу бóльшим, чем просто друзья или любовники — они стали семьёй.

У аивлян, чьи нравы были весьма свободны, — секс для них — одна из множества доступных форм общения, — такой шаг, как изменение собственного имени, означал добровольное ограничение, соблюдать которое обязывал себя принимавший второе имя в одностороннем порядке, ничего не требуя взамен.

Семьи или брака, в смысле, какой обычно вкладывается в эти слова в традиционных обществах, к моменту появления на свет Эвааля у аивлян уже давно не было, как не было и таких понятий как «тейп», «клан», «народность» или «нация». Всё это осталось в далёком прошлом.

Для докоммунистических обществ, ограниченных в ресурсах и потому имеющих внутри себя товарно-денежные отношения, брак и семья — явления обычные и вполне нормальные. В таких обществах традиционная семья необходима уже потому, что представляет собой экономическую ячейку, в которой наследуемое богатство накапливается и возрастает, обеспечивая благосостояние семьи и бизнеса. Но какая польза в браке и семье в обществе, где нет недостатка, а потому и нет денег, нет передаваемых по наследству богатств? Для чего накопления тому, кто фактически бессмертен, и ни в чём не нуждается?

Эвааль с Эинрит не были той традиционной докоммунистической семьёй. Их союз был квинтэссенцией любви — единственного, что только могло теперь связывать мужчину и женщину в обществе без частной собственности и её производных, в обществе, которое само было по сути одной большой семьёй. Но, тем не менее, слово «семья» у аивлян осталось, только смысл его стал иным.

Именно такой семьёй они стали, когда изменили свои имена в самом начале, когда их пути сошлись и стали одним общим путём. Общим до того момента, когда Эвааль вычеркнул имя Эинрит из своего имени…

— Теперь моё имя Эвааль-Эвапахелия-Афарегаль… — с горечью произнёс старец. — Я отказался от неё, стал предателем в её глазах… и в глазах окружающих…

Аиб-Ваал поморщился так, словно ощутил горечь во рту, затем он невесело усмехнулся каким-то своим мыслям и снова посмотрел на море.

— Но каким образом, отец, то, что ты сделал, помешало твоей женщине отправиться с тобой на Агар? — спросил Шедареган.