Агасфер

За ним следовала открытая коляска, запряженная четверкой с двумя форейторами, одетыми чертями. В коляске, образуя живую пирамиду, стояли, сидели, лепились на запятках и подножках мужчины и женщины в самых безумных, фантастических и экстравагантных костюмах. Это была какая-то смесь ярких красок, лент, цветов, блесток и лоскутков. Из этой массы выставлялось множество голов, и уродливых, и красивых, и грациозных, и неуклюжих, но одинаково одушевленных лихорадочным возбуждением, безудержным опьянением, обращенных с выражением фанатичного обожания ко второй коляске, где царственно восседала Королева Вакханок. Свита и толпа соединились, восклицая:

— Да здравствует Королева Вакханок!

Во второй коляске помещались четыре корифея, исполнители знаменитой фигуры «Бурного Тюльпана»: Нини-Мельница, Пышная Роза, Голыш и Королева Вакханок.

Дюмулен, религиозный писатель, оспаривавший у друзей Родена влияние над госпожой де Сент-Коломб, Дюмулен, прозванный Нини-Мельница, являлся прекрасным образцом для карикатур Калло[225] или Гаварни[226]. Особенно для Гаварни, этого выдающегося художника, соединяющего свойственные ему причудливую фантазию и язвительность величайшего карикатуриста с глубиной поэтической грации Хогарта[227]. Нини-Мельница, которому было лет тридцать пять, носил на голове римский шлем из фольги, сдвинутый на затылок. Классические линии древнего убора изящно оживлялись метелкой из черных перьев с красной кисточкой. Под этим шлемом красовалась самая румяная, развеселая рожа, когда-либо одушевлявшаяся парами доброго вина. Большой нос, первоначальная форма которого скромно скрывалась под пышным урожаем красно-лиловых угрей, чрезвычайно комично подчеркивал безбородость лица, которому толстые, оттопыренные губы и серые навыкате глаза придавали поразительно жизнерадостный вид.

При виде жирного весельчака с брюхом Силена[228] невольно возникал вопрос, как смог он не потопить в вине ту желчь и тот яд, которыми пропитаны были его памфлеты против врагов ультрамонтанства[229], и как устояла его католическая набожность против свойственных ему вакхических и хореографических подвигов. Невозможно было разрешить эту загадку, если бы мы не приняли во внимание, как часто роли черных и отвратительных злодеев на сцене играют самые безобидные добряки.

Так как было довольно холодно, то Нини-Мельница накинул на себя теплое пальто, не скрывавшее, впрочем, ни его чешуйчатых лат, ни телесного цвета трико, ни желтых отворотов на сапогах. Он стоял на передней скамейке коляски и, наклонясь к толпе, орал диким голосом: «Да здравствует Королева Вакханок!», сопровождая крик неистовым шумом огромной трещотки.

Голыш стоял рядом с Дюмуленом. Он держал белое развевающееся знамя, на котором было написано: «Любовь и веселье — Королеве Вакханок!» Ему было не больше двадцати пяти лет. Веселое и умное лицо, обрамленное русыми бакенбардами, похудевшее от излишеств и бессонных ночей, выражало странную смесь беспечности, смелости, насмешливости и небрежности, но не носило отпечатка порочных и низких страстей. Это был настоящий тип парижанина, как его понимают всюду: и в провинции, и в армии, и на военных и торговых судах. Этим прозвищем не высказывают особой похвалы, но это и не бранное имя, а под ним разом понимается и порицание, и восхищение, и известного рода боязнь. Парижанин, правда, часто большой-лентяй и неслух, но в то же время это ловкий работник, не теряющийся в опасности, всегда веселый и насмешливый. Голыш был одет крючником: черная бархатная куртка с серебряными пуговицами, красный жилет, полосатые панталоны, кашемировая шаль в виде пояса с длинными концами и шляпа, украшенная цветами и лентами. Этот костюм как нельзя больше шел к его стройной фигуре.

На заднем сиденье, стоя на подушках, находились Пышная Роза и Королева Вакханок.

Семнадцатилетняя Роза, бывшая бахромщица, обладала миленькой и потешной мордочкой и была кокетливо облачена в костюм дебардера. Ее блестящие глаза и ярко-румяные щеки превосходно оттенялись белым напудренным париком, причем сдвинутая набекрень военная фуражка, зеленая с серебром, придавала ей залихватский вид. На шее был повязан оранжевый галстук, такого же цвета был и пояс с длинными и развевающимися концами. Узкая куртка и обтянутый жилет из светло-зеленого бархата с серебряным галуном красиво обрисовывали тонкий стан, гибкость которого должна была великолепно подчиняться всем фигурам «Бурного Тюльпана». Широкие панталоны одного цвета с курткой были достаточно нескромны.