Читаем Агасфер полностью

Аббат д'Эгриньи, охваченный смертельной тревогой, машинально взял записку Родена и держал ее в руках, забыв развернуть. Преподобный отец с ужасом спрашивал себя, к какому заключению придет, наконец, Габриель после упреков за прошлое. Он не стал с ним спорить, боясь озлобить молодого священника, на котором сосредоточивались необъятные интересы.

По правилам иезуитского статута, Габриель не мог иметь никакой собственности; кроме того, преподобный отец позаботился заполучить от него бумагу, где Габриель отрекался в пользу ордена от всякого имущества, какое могло ему когда-либо достаться. Но начало беседы, казалось, предвещало, что взгляды Габриеля на орден резко изменились, и он мог пожелать прервать с ним всякую связь. В подобном случае по закону[317] он не был обязан подчиняться прежним обязательствам[318]. Дарственная уничтожалась сама собой. И в эту минуту, когда все богатство Реннепонов должно было перейти в руки ордена, после всех забот и треволнений, аббату д'Эгриньи приходилось окончательно отказываться от своих надежд! Из всех препятствий, какие преподобному отцу приходилось преодолевать, последнее оказалось самым неожиданным, самым ужасным. Он с немым страхом ожидал окончания разговора, начало которого явилось настолько угрожающим; он не решался даже прервать или спросить о чем-нибудь Габриеля.

Миссионер продолжил:

— Я должен вспомнить свою прошлую жизнь до момента отъезда в Америку. В дальнейшем вы поймете, почему это необходимо.

Отец д'Эгриньи молча кивнул головой.

— Узнав о мнимом желании приемной матери, я решил покориться… чего бы это мне ни стоило… Из мрачного дома, где протекло мое детство и юность, я перешел в семинарию ордена. Решение это было вызвано не упорным призванием к религии, а только желанием уплатить священный долг благодарности моей дорогой приемной матери. Но истинный дух христианской религии так животворен, что я воспрянул духом и загорелся мыслью претворить в дело великое учение Спасителя. Я надеялся, что семинария ничем не походит на наш коллеж с его строгими ограничениями. Мне казалось, что это благословенное место, где все, что ни есть самого горячего и чистого в евангельском учении о братстве, применяется в совместной жизни; что там постоянными примерами учат пылкой любви к человечеству, неописуемой сладости христианского сострадания и терпения; что там-то в самой широкой степени применяются бессмертные слова Христа и что, наконец, там готовятся к великому апостольскому делу[319], постоянно развивая в себе самые великодушные чувства, чтобы уметь растрогать богатых и счастливых горестями и страданиями их братьев и открывать им глаза на ужасные людские бедствия. О, святая дивная мораль, противостоять которой никто не сможет, если она исходит из сердца, переполненного нежностью и милосердием, когда ее проповедуют со слезами на глазах!..

Произнеся эти слова с глубоким волнением, Габриель не мог сдержать слез, и его лицо осветилось небесной красотой.

— В этом, действительно, заключается дух христианства, дорогой сын, но всего важнее изучить букву христианского учения[320], уметь ее разъяснять, — холодно заметил отец д'Эгриньи. — Для этого и предназначена семинария нашей общины. Толкование слова Божия — дело анализа, дисциплины, подчинения, а вовсе не сердца и чувств…

— В этом я слишком хорошо убедился, отец мой… Мои надежды сразу рухнули, как только я поступил в семинарию. Сердце, раскрывшееся, было, на минуту, снова болезненно сжалось. Вместо согласной жизни, дружбы и молодости я нашел в семинарии тот же холод, то же молчание, то же стеснение всякого великодушного порыва, ту же дисциплину, ту же систему доносов, то же недоверие и неодолимые препятствия ко всякой дружеской связи… Пыл, временно согревший мою душу, невольно остыл; мало-помалу меня вновь затянула привычка к механической, пассивной, косной жизни, управляемой безжалостной властью с точностью бездушного часового механизма.

— Главным правилом нашего ордена служат порядок, подчинение и точное исполнение правил, сын мой!

— Увы, отец мой, то упорядочивали не жизнь, а умерщвление! Подавляя всякое благородное движение, меня заставляли изучать схоластику и теологию[321]: мрачные, страшные науки, коварное, грозное учение, полное ненависти, угроз, опасности, войны и борьбы, без единого призыва к миру, прогрессу и свободе.

— Теология, сын мой, — строго заметил отец д'Эгриньи, — это одновременно и кираса, и шпага. Кираса для защиты догматов католической веры и шпага для нападения на ересь!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раб
Раб

Я встретила его на самом сложном задании из всех, что довелось выполнять. От четкого соблюдения инструкций и правил зависит не только успех моей миссии, но и жизнь. Он всего лишь раб, волей судьбы попавший в мое распоряжение. Как поступить, когда перед глазами страдает реальный, живой человек? Что делать, если следовать инструкциям становится слишком непросто? Ведь я тоже живой человек.Я попал к ней бесправным рабом, почти забывшим себя. Шесть бесконечных лет мечтал лишь о свободе, но с Тарина сбежать невозможно. В мире устоявшегося матриархата мужчине-рабу, бывшему вольному, ничего не светит. Таких не отпускают, таким показывают всю полноту людской жестокости на фоне вседозволенности. Хозяевам нельзя верить, они могут лишь притворяться и наслаждаться властью. Хозяевам нельзя открываться, даже когда так не хватает простого человеческого тепла. Но ведь я тоже - живой человек.Эта книга - об истинной мужественности, о доброте вопреки благоразумию, о любви без условий и о том, что такое человечность.

Александр Щеголев , Александр Щёголев , Алексей Бармичев , Андрей Хорошавин

Фантастика / Приключения / Боевик / Исторические приключения / Самиздат, сетевая литература
Добыча тигра
Добыча тигра

Автор бестселлеров "Божество пустыни" и "Фараон" из "Нью-Йорк Таймс" добавляет еще одну главу к своей популярной исторической саге с участием мореплавателя Тома Кортни, героя "Муссона" и "Голубого горизонта", причем эта великолепная дерзкая сага разворачивается в восемнадцатом веке и наполнена действием, насилием, романтикой и зажигательными приключениями.Том Кортни, один из четырех сыновей мастера - морехода сэра Хэла Кортни, снова отправляется в коварное путешествие, которое приведет его через обширные просторы океана и столкнет с опасными врагами в экзотических местах. Но точно так же, как ветер гонит его паруса, страсть движет его сердцем. Повернув свой корабль навстречу неизвестности, Том Кортни в конечном счете найдет свою судьбу и заложит будущее для семьи Кортни.Уилбур Смит, величайший в мире рассказчик, в очередной раз воссоздает всю драму, неуверенность и мужество ушедшей эпохи в этой захватывающей морской саге.

Том Харпер , Уилбур Смит

Исторические приключения
Искусство ведения войны. Эволюция тактики и стратегии
Искусство ведения войны. Эволюция тактики и стратегии

Основоположник американской военно-морской стратегии XX века, «отец» морской авиации контр-адмирал Брэдли Аллен Фиске в свое время фактически возглавлял все оперативное планирование ВМС США, руководил модернизацией флота и его подготовкой к войне. В книге он рассматривает принципы военного искусства, особое внимание уделяя стратегии, объясняя цель своего труда как концентрацию необходимых знаний для правильного формирования и подготовки армии и флота, управления ими в целях защиты своей страны в неспокойные годы и обеспечения сохранения мирных позиций в любое другое время.

Брэдли Аллан Фиске , Брэдли Аллен Фиске

Биографии и Мемуары / Публицистика / Военная история / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Исторические приключения / Военное дело: прочее / Образование и наука / Документальное