Агасфер. Чужое лицо

– Господа грабители, вы таки даром тратите свое время и напрасно пугаете моих детей с законной женой! Я всего лишь бедный еврей, который зарабатывает свои гроши мелкой торговлишкой. Тут куплю старый армяк, там продам рваные штаны… То поклеп на меня, господа грабители! Вас обманули! Если во всем доме вы найдете рубля полтора – считайте, что вам повезло, – но в этом случае вы оставите моих детей без куска хлеба!

Под эти причитания Червонец сорвал с кровати перину и стал взламывать массивный сундук, привинченный к полу. Юровский замолчал, и запричитал снова лишь тогда, когда крышка откинулась, и Митька Червонец с изумлением оглянулся на Соньку: сундук был абсолютно пуст!

– Ну вот – я же говорил вам, господа, что у меня и мышей-то в доме нету – все сбежали от голода, хе-хе…

– Выламывай третью половицу от стены! – приказала Сонька подельщику.

Хотя она старалась говорить хриплым низким голосом, ростовщик с подозрением обернулся на нее, обшарил глазами невнятную фигуру.

– Зачем ломать пол, господа? У меня и погреба-то нету…

– Заткни ему пасть! – не выдержал Червонец. – Засунь чего-нибудь, чтоб замолчал!

Сонька метнулась к столу, сорвала скатерть и попыталась заткнуть Юровскому рот. Но тот мотал головой, выталкивал кляп языком и продолжал причитать.

– Ага, таки ты и есть та самая Сонька! – закричал Юровский. – Госпожа Блювштейн, вы ведь тоже из евреев, как и я! В моем доме ничего ценного нету! Клянусь пророком Моисеем, что буду молчать, если вы уйдете!

Сонька подняла топор, но опустить его на голову связанного старика не смогла. Крикнула Червонцу:

– Кончать его надо! Узнал он меня! Давай сюда!

– Погоди! – тот продолжал рубить доски пола. – А если там ничего нет, а мы его кончим? Пусть пока поживет, жид пархатый!

Он, наконец, сумел поддеть доску топором, ухватил ее обеими руками и, поднатужась, поднял. Схватил фонарь, посветил в дыру и победно закричал:

– Сонька! Да тут денег как в банке! – Он упал на колени и принялся выгребать из дыры плотно увязанные пачки денег.

Юровский завыл в голос, бешено рванулся, упал вместе со стулом, к которому был привязан. Словно эхо, завопила из кладовки жена, закричали до сих пор молчавшие дети.

– Митька, он сейчас распутается! Кончай его – успеем «слам» собрать! – закричала, в свою очередь, налетчица, заметив, что Лейба выкрутил одну руку из веревок и пытается содрать остальные узлы.

Только тогда Червонец смог оторвать взгляд от кучи денег под полом, подхватил топор и встал над Юровским. Размахнулся – Сонька отвернулась – и с протяжным «хе-е-ех» опустил топор.

– Ах ты, паскуда верткий! – удивился Червонец и снова занес топор.

Наконец в доме стало тихо. Замолчала и Сима Юровская в своей кладовке, притихла ребятня.

– Нечего отворачиваться, чистоплюйка сраная, – прошептал Митька. – Пошто сразу не сказала, что тут цельный бедлам жидовский?

Сонька переступила через тело, еще продолжавшее мелко сучить ногами, достала из-под армяка пустые мешки. Посветила в дыру фонарем и, не удержавшись, присвистнула:

– Прыгай вниз, собирай, я принимать буду. Сверху всего не собрать!

– А сама чего не прыгаешь? – тяжело уставился на нее Червонец.

– Там крысы, наверное. Боюсь…

– Эх вы, бабы! Бабы и есть! – Митька бросил попытки выдернуть топор, расколовший со второго удара череп ростовщика и глубоко вонзившийся в пол. Спрыгнул вниз, матюгнулся и стал пихать в мешки пачки денег. – Смотри-ка, в рванине ходил ведь! Принесешь старье какое али колечко – за каждую копейку едва не в драку лез!

– Майданщиком, говорят, был…

– Ну, был… Так там же тоже все копеечное! А майданил он… сколь же? При мне в камеру зашел, раньше меня на волю выскочил… Лет семь-восемь, выходит! А «сламу»-то! Ну, вот: все достал, по-моему! Сонька, делиться сразу будем! Уйдем чичас отсель в тайгу и поделим! Тебе, как наводчице, одну треть выделю! – непререкаемо заявил Червонец.

У Соньки были свои соображения на сей счет, однако она спорить не стала: очень уж тяжелые мешки получились. Одной не выволочь…

Червонец вылез из подполья, отряхнул руки, покосился на кладовку, в которой было пока тихо.

– А с этими что? Они ведь наверняка слышали, как Лейба тебя называл…

– Скидывай одежду! Всю! – вместо ответа скомандовала она, сдирая с себя армяк и штаны. – Всё в кровишши! Я у крыльца мешок оставила – там чистое… – Она собрала окровавленную одежду, комком кинула под дверь кладовки, щедро полила керосином из найденной баклажки. – Нож давай!

Отрезала от свечи малюсенький кусочек, меньше трети вершка. Запалила, осторожно поставила огарок на прокеросиненную одежду.

– Минут через 15 полыхнет! – шепнула она. – Пошли отсель!

Вышли, сгибаясь под тяжестью мешков, через дверь, еле справившись со множеством замков и запоров. Оделись в чистое – и растворились в ночной тьме.

Отошли от поста с версту, в густом подлеске нашли заранее припрятанные лопаты.

– Дернину сначала сыми! – продолжала руководить Сонька. Проворно расстелила большую тряпку. – Землю не раскидывай, сюда сыпь!

Митька Червонец хмыкнул, уселся на мешок побольше, свернул самокрутку, закурил.