– Послушайте, Федор Федорович, о чем вы говорите? – огорчился Агасфер. – Право, вы меня словно не в короткую поездку провожаете, а на войну! У меня сынишка во Владивостоке месяц назад родился, я его не видал еще! Это даже как-то не по-товарищески, Федор Федорович. Про «консервный сюрприз» я уж и не говорю. Это же первые сахалинские консервы, господин вице-губернатор, а не корзинка грибов, извините!
Словно очнувшись, фон Бунге встал из-за стола, обошел его кругом и обеими руками взял Агасфера за плечи, слегка встряхнул:
– Простите, дружище! Что-то я, действительно, не того… Да и то сказать – время-то какое нынче! Я привык к вам, привязался, можно сказать – а вы на собаках едете за черт знает сколько верст! А консервы… – Бунге повертел в руках один из блестящих цилиндров из жести, даже понюхал для чего-то. – Михаил Карлович, их что – и вправду можно есть?
– Ну, знаете ли! – возмутился Агасфер, выхватывая банку из рук вице-губернатора. – Шпроты норвежские, небось, едите и не нюхаете, за деликатес почитаете! А я вам на блюдечке первые дальневосточные консервы приношу! И что слышу?! Другой бы на вашем месте Петербург реляциями победными засыпал, коммерсантов-патриотов к наградам представил… Нет, Федор Федорович, я, пожалуй, еще подумаю – возвращаться мне или нет? При таком отношении…
– Ну, будет, будет вам, батенька! Того и гляди – вправду обидитесь… Сколько у вас консервов?
– Три ящика из Маоки привезли, пять дюжин банок. Ну, один ящик я во Владивосток захвачу, надо же Якова Лазаревича Семенова, порадовать! А остальное – в вашем распоряжении!
– Надо бы, полагаю, с нашим «судебным генералом» потолковать, – ухватился за подбородок Бунге. – Хорошо бы придумать что-то типа губернаторской дегустации нового сахалинского консервного продукта! И представление на вас в Петербург сочинить и отправить – думаю, не меньше чем на Станислава[101]
потянут ваши консервы! Хотя лично я бы к «Владимиру»[102] представил!– Ну вы и сказанули, Федор Федорович! Не вздумайте, коли добрым товарищем меня считаете! Подведете под монастырь!
– То есть как это подведу?! – взъерошился Бунге.
– Так и подведете! Я ведь до сей поры на государственной службе числюсь. Прочтут ваше представление в Петербурге и заволнуются: то есть как это так, господа? Какое такое право имел инспектор Главного тюремного управления, в ущерб своей основной деятельности, коммерцией заниматься?! Вот и выйдет мне вместо ордена позорная отставка!
– Черт возьми, а ведь вы правы! Так что ж теперь делать-то?
– А ничего, Федор Федорович! Голова у вас светлая, пока я месяц в странствиях пробуду – что-нибудь да придумаете. А на сегодня и вашего благословения будет достаточно.
Каюр-гиляк с пренебрежением наблюдал, как Агасфер с помощью Ландсберга крепил на передке нарт распорку с противомоскитной сеткой. Сплюнул, когда приятели обнялись перед расставанием – у них в племени это считалось совсем уж бабским делом!
– Ну, с Богом! – проговорил, наконец, Ландсберг. – Пошел! Ложитесь на нарты, дружище! Каюр сам заскочит…
Агасфер с непривычки неуклюже взгромоздился на слишком хилые, на его взгляд, нарты. Псы, больше похожие на волков, сразу насторожились: встали из снега, поглядывая на погонщика и на своего вожака, заскулили. Гиляк-погонщик вооружился длинным шестом, что-то гортанно крикнул и побежал вдоль проложенной первыми нартами колеи. Собаки завыли, рванулись следом. Нарты резко дернуло, и Агасфер покрепче вцепился здоровой рукой в верхние обводья.
Нарты разгонялись все быстрее. Вот и погонщик, крякнув, прыгнул на переднюю часть нарт, защелкал бичом. Собаки завыли сильнее, нарты ощутимо прибавили в скорости. Агасферу в глаза полетела снежная пыль, и он, вспомнив про инструкции Ландсберга, лег ничком, опустив голову. Смотреть, собственно, было некуда: кругом, насколько хватало глаз, искрилось белое безмолвие, сливающееся на горизонте с небом.
– Через какое-то время вас от однообразия пейзажа и звуков потянет в сон! – предостерегал его Ландсберг. – Не вздумайте спать: вылетите из нарт при первом толчке! Вас, конечно, не потеряют, подымут – но не в этом дело! Упадете на острую льдину – можете сильно покалечиться!
– Может, следует разговаривать с погонщиком? – предположил Агасфер.
– Не вздумайте! Он будет слишком занят упряжкой и не станет отвечать на ваши вопросы. Просто лежите, думайте о своем, сочиняйте стихи, вспоминайте таблицу умножения, – словом, старайтесь как-то загрузить мозги!
Сейчас, вспоминая эти наставления, Агасфер невольно улыбался: когда-то в детстве, повторяя таблицу умножения, он преследовал как раз противоположную цель: поскорее забыться сном.
Погонщик, управляя упряжкой, не забывал порой искоса поглядывать и на своего пассажира, иногда выкрикивал что-то непонятное, показывал вперед.