Агасфер. Чужое лицо

– Попробовать можно! Убиенных троих, полагаю, не сразу обнаруживать надо. Партии две еще пропустим, чтобы нашего стукача не вычислили! И еще одна мыслишка появилась, Сергей Фаддеич! На баб-арестанток нажать надо! В женском отделении профессиональных преступниц, кроме Соньки Золотой Ручки, нету! Потребуем, чтобы сказали – для кого из смежного отделения отвертки и ключи вместо платы за свои услуги требовали! Если две-три на одного человека покажут – тот и захват корабля планировал! Тут вам, как капитану, и карты в руки!

⁂

Глубокой ночью, после окончания обыска и досмотра арестантских отсеков, Сонька серой тенью пробралась к решетке, отделяющей женскую половину от мужской. Шепотом окликнула лежащего на ближайшей шконке арестанта, велела позвать Сему Блоху – она видела, что тот сумел после осмотра вернуться из правобортного отсека обратно. Поворчав для порядка, арестант пошел за Блохой, вернулся с ним.

Сонька схватила руки Семы своими горячими ладонями, притянула поближе, зашептала в самое ухо:

– Что, стратег хренов, обломился захват?

– А ты, стерва, позвала, чтобы надсмешки тут строить? Смотри, девка, заточки-то не все у нас отобрали. Красоту твою попортить найдется чем.

– Не собачься, Сема! Не до этого нынче.

– Неужто испугалась капитановых угроз, что по жребию вешать будет людей? – хмыкнул Блоха. – Нету таких законов, девонька!

– Зато другие есть, Сема. Ты как думаешь, почему женское отделение последним обыскивали и осматривали? Или полагаешь, что старпом совсем лошак, слаще моркови ничего в жизни не пробовал?!

– Что случилось-то, Софья?

– То и случилось, что повинились наши дуры, назвали тех, кто заставлял матросиков отвертками да ключами какими-то расплачиваться! И кому передали эти железки.

– Кого назвали? – теперь уже Блоха вцепился в руку Соньки так, что та ойкнула.

– Петрована назвали, Михея… Хорошо хоть, что у тебя ума хватило в стороне от этого дела остаться!

Блоха шепотом выругался.

– Это еще не все, Семушка! Дырку, через которую караульная команда в наш отсек лазила, теперь охраняют матросики из экипажа. Так что караульные тоже хвосты поджали: капитан пригрозил, что ихнему начальству депешу отправит с Цейлона!

– Только мне и делов до караульной команды!

– А как ты полагаешь, Сема, чем сейчас капитан со старпомом занимаются? Одна наша бабонька слышала, как рассыльный жаловался матросу на карауле, что ноги сбил, кофе им кают-компанию таская! И что господа офицеры готовят там документы для капитанского суда. Утром суд будет!

– Нету таких правов у ихних благородий! – неуверенно предположил Блоха.

– Капитан в море – и царь, и бог, и судья, Сема! Так что гляди, чтобы твои Петрован с Михеем, когда им пеньковую петлю на шею наденут, не сдали тебя как главного заводилу!

Помолчали. Сема Блоха хрипло дышал.

– Все точно говоришь, Софья? – наконец нарушил он молчание.

– Все, как есть, сказала! Эх, Сема, Сема… Не спешил бы ты так, не загорелся бы захватом корабля – глядишь, мы бы с тобой что-нибудь и придумали. Вдвоем бы сбежали, не торопясь и наверняка!

– Чего теперь об этом, Софья… До Петрована не добраться – он в правом трюме. Михей молчать будет. Ну а ты, девонька, не печалься! Я ж говорю: не все нашли заточки, отвертки с ключами. Дай Бог завтра живому остаться – мы с тобой, может, еще и погуляем на воле!

Блоха отлепился от решетки и исчез в полутьме.

⁂

Утром, после завтрака, который вахтенные матросы спустили в арестантские трюмы без обычных шуточек-прибауточек, было объявлено о капитанском суде, который состоится на верхней палубе. Желающим присутствовать – не более чем по 10 человек из каждого отделения – прилично одеться и ожидать возле люка.

– Кого судить-то будут?

– Откель здесь, на корабле, судьи возьмутся?

Матросы отмалчивались. Вскоре «Ярославль» заметно сбавил ход, а вниз спустилась почти вся караульная команда. Выпустили по 10 арестантов из отделений, увели наверх.

Потом в трюм спустился хмурый и явно не выспавшийся старпом Промыслов, выкликнул:

– Осужденные Петровских, кличка Петрован и Михеев по кличке Михей – на выход! Всем остальным – соблюдать молчание и спокойствие!

Выкрикнутые арестанты выходить не торопились. Толпа глухо роптала.

Промыслов пожал плечами, оглянулся на цепь караульных, скомандовал:

– Кар-раул, к плечу! Заряжай, напра-ву целься! – И в сопровождении двух матросов шагнул в правый отсек. – Все по шконкам! При попытке нападения, сопротивления – караул открывает огонь без предупреждения! Петровских, Михеев, лучше добром выходите!

Нашли Петрована, вывели в коридор. Тот через силу улыбался, пробовал шутить, но вскоре примолк. Старпом, не найдя Михея, вышел из отделения, велел отпереть левобортовое, малое. Цепь караульных с винтовками развернулась в нужную сторону.

Обойдя отсек и вглядываясь в лица, старпом, наконец, остановился возле шконки, на которой лежала накрытая с головой халатом фигура.

– Осужденный Михеев, встать! Встать, кому приказано?! – старпом сдернул халат, замер на мгновение, потом снова накрыл фигуру с головой: у того было от уха до уха перерезано горло. – Вот вы, значит, как со своим же товарищем…