Агасфер. В полном отрыве

Из недомолвок штабного начальства и особенностей формирования японских частей Бале ухитрялся делать верные выводы о времени и точках отправки воинских контингентов (Маньчжурия или Корея). Возвращаясь после таких поездок в Токио, он вновь посещал кабинеты высокопоставленных чинов японской армии, выражая им свое восхищение или недоумение увиденным – и получал, как правило, снисходительные, но верные уточнения. Там же Бале получал информацию о новых назначениях и взаимоотношениях в японском руководстве, о настроениях в штабах. Более всего поразили Павлова добытые французом данные о минных заграждениях в Кобе, Сасебо и Нагасаки, о состоянии береговой обороны Токийского залива и прочих японских заливов и бухт, о дислокации и поименных планах перемещения японских боевых кораблей.

Надо сказать, что столь подробная информация вызывала недоверие в русских штабах, подпитываемое теми чинами, которые и были призваны обеспечивать армию подобными сведениями. Обидно, но порой подробные донесения Бале просто ложились под сукно, как «плоды буйной фантазии французского писаки» – ибо, по мнению завистников, добыть такие сведения «обыкновенному репортеришке» было просто не под силу.

К счастью, Бале так никогда и не узнал об этом…

Эрудиция французского журналиста позволяла ему неплохо разбираться в вопросах экономики и финансового положения Японии. Сведения об этом он получил в банковских структурах, японском МИДе и прочих министерствах страны.

Одним из первых из европейских и американских журналистов, специализирующихся на Японии, Франсуа Бале обратил внимание на несоответствие бодрых заявлений токийских властей реальной обстановке в стране. Занявшись этим вопросом вплотную, корреспондент «Фигаро» выяснил, что маньчжурская авантюра едва ли не изначально была для Японии не по зубам в экономическом смысле. Военные расходы Японии, составляющие по самым грубым прикидкам, не менее миллиона иен в день, были для страны непосильны. Японию лихорадило – в прямом смысле этого слова.

Командировки француза по стране позволили выявить начинающееся всеобщее разорение. Все фабрики и заводы страны – кроме работающих на военных, да еще производство шелка, чая и очистки риса – были остановлены.

Бале сообщал о причинах особого недовольства японцев – нескончаемых мобилизациях, повышении призывного возраста, затруднениях правительства со сбором налогов. Страна, бывшая некогда примером законопослушания населения, медленно, но верно скатывалась в пучину акций неповиновения властям, а то и прямого сопротивления. Протест населения принимал самые различные формы – от отказов садить рис и прочие сельскохозяйственные культуры – до прямого дезертирства и бандитизма. Даже в Токио, не говоря уже о провинциях, появились вооруженные шайки, грабившие население и даже нападавшие на иностранцев.

Фантастичная легкость, с которой Бале добывал самые разнообразные сведения, начинала все больше беспокоить русские штабы и Министерство иностранных дел. Недоверие к французскому журналисту распространилось отчасти и на Александра Ивановича Павлова: не раз и не два доброжелатели передавали ему о сомнениях не только в достоверности получаемой им информации, но и целесообразности ее оплаты, которая многим казалась непомерно высокой.

От Павлова требовали расписок агентов и даже – подтверждений японских официальных лиц тем или иным сообщениям. Не будучи профессиональным разведчиком, Павлов интуитивно чувствовал, что подобного рода «отчетность» до добра не доводит. И всеми мерами пытался сузить круг посвященных в дела его агентуры лиц.

Не стоит думать, что Франсуа Бале был единственным «счастливым билетом» вытянутым дипломатом Павловым. У Александра Ивановича еще до конца 1904 года появился целый круг секретных сотрудников, поставлявших камергеру информацию. Среди полутора десятков агентов стоит упомянуть французского посла в Сеуле виконта де Фонтене, посетившего Японию проездом в Европу, бывшего переводчика сеульской миссии Матвея Кима. Окрещенный в православие кореец по просьбе Павлова стал его резидентом в Корее. Матвей и сам проводил «полевую разведку» на реке Ялу, в местах дислокации японских войск, и привлек к разведочным действиям в пользу России агентов императора Кореи – с ним у Павлова, как мы помним, были особо доверительные отношения.

«Разовые» агенты были посылаемы шанхайским резидентом по следам замаскированных японских офицеров на Формозу и в Батавию[89]. И почти все они выполнили свое предназначение и по мере сил и возможностей приносили нужные данные и пресекали действия японских шпионов и диверсантов.