– Но «грумман» пропал. Во всяком случае, на много лет…
– Очень поучительно и познавательно, Майкл! – помолчав, отреагировал Алдошин. – Но кое-какие концы в вашем рассказе все-таки не вяжутся! Вы упомянули, что еще ваш отец сошел со «шпионской стези». А уж вы – тем более верно? Тогда почему же, не дайте дураком помереть, вы принимаете активное участие в поисках и пропавшего самолета, и самого ценного груза? Вы передали мне медальон погибшего летчика. Сделали верную подсказку насчет места захоронения клада. А нынче вы выводите меня на Самсонова! И кстати, так до сих пор и не сказав – для чего? Почему я должен вам верить?
– А вам не кажется, Михаил, что я легко мог скрыть от вас семейные подробности своей династии? Тогда у вас вряд ли возникли бы подозрения и насчет меня, разве не так?
– Тогда рассказывайте уж все до конца, – вздохнул Алдошин.
– Попробую. Вам не кажется, Михаил, что у меня могут быть веские семейные, если хотите, причины не желать возвращения сокровища японского императора на их историческую родину?
Алдошин с изумлением воззрился на собеседника, словно силясь понять – не розыгрыш ли это?
– Чтобы гражданин Японии не желал возвращения на историческую родину национального символа своей страны? Вот это «патриотизм»! Уж не на доктора ли Ризенталя решили поработать, Майкл?
– Вот и наша гостиница в польском фольварке, – Берг остановился. – Посмотрите, какой отсюда замечательный вид на поле Грюнвальдской битвы! Между прочим, здешним обитателям дают огромные деньги и за кусок земли, и за само поместье. Давайте посидим немного прямо на траве – сейчас здесь начнется суета со вселением, обустройством… А договорить мы не успели. Вы заподозрили меня в том, что я, не желая возвращения в Японию национальной реликвии, желаю поработать на доктора Ризенталя…
– Извините, я просто удивился вашему откровению, Майкл…
– Да, коллекция древних мечей многих поколений японских воинов и полководцев является символом нации. Однако, хочу заметить, что самурайский дух, дух воина – весьма опасная штука, Михаил! Особенно если этот символ легко становится своего рода камертоном настроя всего общества. Я историк, и кому, как не мне, знать это! Мы исторически – очень воинственная нация, Михаил… Вот видите – я, немец по крови, русский по духу и воспитанию – не отделяю себя от японского народа. Я всю жизнь прожил в этой стране, похоронил в ее земле самых близких мне людей. И может быть, именно поэтому считаю себя тоже в какой-то мере ответственным за будущее Японии. Нам нельзя иметь – во всяком случае, иметь близко, на расстоянии протянутой руки – никаких воинственных символов, будящих в народе дух завоевателя. Не знаю, поймете ли вы меня, Михаил…
– Кажется, понимаю…
– И последнее, что я хотел вам сказать. В январе 1946 года, буквально накануне акта передачи коллекции императора американцам, японская спецслужба в последний раз обратилась к моему отцу с некоей просьбой. Нет, боже упаси, не воспрепятствовать передаче! Как бы вам сказать… Скорее всего, поучаствовать в подмене того, что должны были получить американцы. Отец долго сомневался. Во-первых, потому, что это выглядело как задание спецслужб Японии. Ему долго «выкручивали руки», напоминая о старых грехах, грозя лишить гражданства и вышвырнуть из страны всю его семью. В конце концов, он согласился, поставив условием то, что кто-то из императорской семьи самолично объяснит ему причину передачи американцам священной коллекции. И ему устроили встречу с… с одним из самых авторитетных членов императорского дома. Я не называю его имя, хотя оно есть в мемуарах отца. Сейчас вы поймете, Михаил – почему я не называю имя.
Помолчав, Берг поднял из травы камешек, покатал его на ладонях, и, наконец, зашвырнул далеко вперед.
– Тот член императорской семьи, мотивируя решение о передаче американцам символа самурайского духа, сказал примерно то же, что и я несколько минут назад. «Мы слишком воинственный народ, чтобы символ духа воина был у нас постоянно под рукой. Сменится поколение, и вновь пришедшие могут потянуться за этими самурайскими мечами. Пусть уж лучше они уедут в Америку»… Согласился ли отец с такой неожиданной мотивировкой или нет – я не знаю. В его дневнике лишь написано: «Я был глубоко поражен»… Ну, что, Михаил? Пойдем отдыхать? Завтра нас ждут великие дела!
– Вы сказали: «во-первых», но не упомянули про «во-вторых»! Это непохоже на вас, Майкл!
– Позвольте мне еще немного поинтриговать вас, Михаил! Обещаю: завтра вы узнаете всю историю самурайской коллекции императора до конца!
35. Братск – Новосибирск