Агасфер. Вынужденная посадка. Том II

– Садись. Ты как меня нашел, старик? И как прошел по городу? Третий час ночи, в городе комендантский час.

Охотник пренебрежительно махнул рукой: подумаешь, мол, велика хитрость для таежного жителя – пройти незаметно мимо патрулей! И выразительно покосился в сторону керосинки, украшенной закопченным чайником.

Павленок рассмеялся, покрутил головой: хочешь чаю, Охотник? Наверное, сладкого, да еще и с сахаром вприкуску? Сейчас, будет тебе чай…

Пока доктор возился с керосинкой, Охотник вытряхнул из мешка трех крупных неощипанных тетерок:

– Многа извиняй, нашальник, нынче в тайга вкусный мяса другой нет! Медведь только-только проснулся, тощий после зимовка. Мяса у него горький, однако, тьфу! Кабарга гон наступил, мяса тоже многа вонючий, только гиляк такой мяса есть может. А тетерка вся зима кедровый орешка кормился, он урусу пойдет, однако…

– Спасибо, старик… Ну, рассказывай, как ты живешь? Голова болит? Не кашляешь?

Охотник только рукой махнул: голова болит – значит, живой еще Охотник. Вот когда совсем все болеть перестанет, тогда совсем дохлый старый человек становится. Тогда страшно!

Еще раз подивившись нехитрой, но верной философии таежного обитателя, Павленок все же заставил старика снять меховую кухлянку и далеко не белую нижнюю солдатскую рубашку, выданную Охотнику еще в больнице. Послушал грудь, спину, вытащил из вещмешка чистую запасную рубашку:

– Эту надевай, старик! А твою старую я выброшу – ее ни одна прачечная не возьмет в работу. Ты, я смотрю, бабу не нашел? Некому стирать?

– Баба нашел, однако, – улыбнулся старик, цепко обхватив пальцами горячую эмалированную кружку с чаем и блаженно щурясь при каждом глотке. – Стирать гилячка не хочет, собака… Говорит: пусть урус баба стирает, у гиляцкий баба другая работа есть.

Выпоив старику три кружки горячего приторного чая, Павленок снова подступился к нему с прежним делом.

– Кончай безобразничать, Охотник! – строго приказал он. – Японские окруженцы, которые зиму в тайге пережили, и так выходят из леса, сдаются властям. Не надо их убивать больше. За свою семью ты с лихвой отомстил, хватит! Ищут тебя уже солдаты, все знают: ты японцев скрадываешь в тайге! И из этих краев уходи от греха, пока не поймали! Остров большой!

– Хорошо, нашалник, моя скоро кочевать на юг, – согласился Охотник. – Лето, осенью кочевать буду, потом вернусь. Помирать тут буду зимой, однако. Не знай – успею для твоя пушнина для гостинца заготовить.

– Ты чего несешь, старик? Чего помирать собрался? Женился только…

– Нет, нашалник, однако зимой пора будет…

– У тебя болит что-то?

– Нет, время мой приходит, нашалник… Приду осень, вся свой жизнь тебе расскажу, однако…

Глава десятая

28

– Что, Мишаня, успокоил благоверную? – хихикнул в трубку Проперухин. – Теперь давай о делах наших. Что там в ямке-то было, Миша?

– Я скажу. Только сначала сына услышать хочу. И не говори, что он далеко – ты ведь умный Витя! И наверняка догадывался, что такая тема возникнет.

– Он еще условия ставит! – подивился вслух Семенов. – Ладно, я человек сговорчивый. Сейчас услышишь – айн момент!

В трубке долго шуршало и потрескивало. Потом сквозь помехи прорвался мальчишеский голос:

– Папа… Это я…

– Кирилл, сынок, с тобой все в порядке?

– Да… Пап, а когда… Ой, у меня трубку отбирают. Папа! – Голос в трубке сменился – ее перехватил снова Проперухин: – Ну, что, доволен, Миша? Теперь мой вопрос…

– Погоди… Я хочу убедиться, что ты сына не записал заранее. Спроси у него – ну, скажем… Как звали первую хозяйку Ульки?

«Шкаф» одобрительно кивнул, показал большой палец: молодец, мол, продолжай в том же духе. Обвел рукой циферблат часов и поднял вверх два пальца: нужно говорить еще не менее двух минут.

– Дай негру палец, и он руку откусит, – фыркнул Семенов. – Пользуешься ты, Миша, моей добротой… Эй, парни, погодите, верните пацана! Слышь, как тебя? Как звали первую хозяйку собачонки вашей? Отец проверяет – тут ты или нет… Как это не помнишь?! А ну, вспоминай!

– Не ори на Кирилла! – закричал в свою очередь Алдошин. – Он сам вспомнит!

Трубка замолчала, и Алдошин, сколько ни прислушивался, мог уловить только какие-то приглушенные звуки – словно микрофон зажали ладонью.

– Алла, Миша, вспомнил твой наследник: вроде Зинаида Петровна была хозяйка. Так? Ну и слава создателю! Ну, Миша, теперь я тебя слушаю: итак? Что там было?

– Мечи. Старые катаны. Раритеты.

– На пятьдесят лямов зеленью? – не поверил Проперухин. – Сколько же их там было? Вагон, что ли?

– Пятнадцать. Коллекция японского императора, – устало подтвердил Алдошин. – И все они теперь у заказчика. У кого – ты знаешь. Так что отпусти парня. Ни он, ни я к этому уже отношения не имеем. Ты же понимаешь…

– Ну, это еще как посмотреть… Ладно, Миша, я тут кое-какую разведку произведу, а ты подумай. Место ты знаешь наверняка. Абвера на нашем острове нет, это точно. Через час я позвоню, и ты назовешь место, где все это добро лежит. Не назовешь – больше я не звоню и спокойно еду домой. А пацан здесь останется… Думай, Миша!