Агасфер. Вынужденная посадка. Том II

Потом с севера на юг острова прокатилась волна танков и бронемашин с пехотой. Японские захватчики были сметены. Но кем были в таком случае мирные японцы, которые больше сорока лет работали на этой земле? Тоже захватчиками?

Им заявили: Советский Союз не воюет с мирным населением. Но это не ваша земля, готовьтесь к репатриации, к возвращению на свою родину. Но кто на этой родине ждал сахалинских японцев? Здесь у них был дом, был клочок земли, была работа. Там не было ничего.

У каждого – своя правда. И вряд ли кто сможет отрицать, что и русские, и японцы считали друг друга захватчиками своей земли без оснований…

На бескрайних просторах России еще не была запущена на полные обороты вербовка трудоспособного населения в переселению на Сахалин. А на Дальнем Востоке партийные и советские власти спешно, выполняя московские разнарядки, формировали «костяк» гражданского управления «острова-рыбы». Мандаты руководителей среднего и высшего звена выдавались вчерашним офицерам Советской армии, в подавляющем большинстве не имеющим соответствующего образования и опыта мирного строительства. И, что гораздо серьезнее – не умеющими мыслить иначе, как военными категориями.

Но был у поспешного латания кадровых дыр и гораздо худший аспект. Значительная часть вчерашних лейтенантов, капитанов и майоров вполне искренне полагала, что честно отвоевав и пролив кровь за Родину, они имеют право на мирный «кусок хлеба с маслом». «Масло» же можно было здесь отнять только у «захватчиков». У японцев.

С благословения старших командиров по деревням и поселкам разъезжали группы «заготовителей». У японцев отбирали или выкупали по мизерным ценам скот, зерно, продукты. Параллельно с официальными заготовителями рыскали откровенные мародеры из расквартированных в населенных пунктах воинских частей – эти просто грабили. Отбирали не только продукты, но и домашние вещи, утварь, накопленные ценности. Попытки сопротивления карались побоями, а то и смертью.

Никто не удосуживался разъяснить смоленским или курским мужикам, надевшим военную форму, что наличие в доме велосипеда, фотоаппарата нельзя считать безусловным признаком «буржуйской роскоши». Выросшие в нищете российских деревень, где единственная пара сапог надевалась по очереди или переходила по наследству, они со злобой и ненавистью глядели на «японских буржуев». И поступали так, как диктовало им пролетарско-крестьянское самосознание: отнимали.

…В деревушке Курокава доктор Павленок, закончив хлопоты по организации медицинского приема граждан, разыскал хибару гиляцкого полукровки Сашки, о котором ему говорил Охотник.

Первыми редкого гостя встретили, разумеется, дети, высыпавшие в пустой двор, обнесенный по периметру кривым низким заборчиком. Сгрудившись у дверей, они молча уставились на немолодого мужчину в военном френче без погон и выцветших галифе. Придерживая рукой наброшенный на плечи белый халат, доктор устало улыбнулся и спросил, есть ли дома взрослые. Младшие продолжали глазеть на посетителя, засунув в рот грязные пальцы, и лишь двое старших, то ли уразумев вопрос, то ли на всякий случай, нырнули в дверь, откуда спустя малое время вышел хозяин.

Сашка действительно обладал внушительным горбом, криво топорщившим его меховой жилет. Цыкнув на детей, он немедленно поклонился и искательно ощерил в улыбке желтые редкие зубы. Да, его имя Сашка, подтвердил он. И старого Охотника он знает – это его дальний родственник. Только Охотник здесь не живет, господин начальник. И вообще он здесь очень давно не был. Если он чем-то провинился перед властями, то он, Сашка, тут вовсе не при чем.

Павленок объяснился: он не начальник, он доктор, врач. Если по-гиляцки, то шаман. С Охотником он хорошо знаком, он лечил Охотника, когда тот долго лежал в больнице. Знает ли Сашка, что его родственник сильно болел и долго пробыл в русской больнице?

Сашка снова неопределенно ощерился и опять принялся оправдываться тем, что он тут совершенно не при чем. Махнув рукой, Павленок попросил передать Охотнику: когда он появится, пусть придет в Отиай, к доктору в больницу. Только не днем, чтобы его в городе никто не видел, понятно?

Провожаемый поклонами и желтозубой улыбкой, доктор Павленок отправился обратно к дом старосты, где была развернута временная дислокация медицинского «десанта». Он совершенно не был уверен в том, что Сашка Горбатый понял суть его просьбы.

Однако Сашка оказался гораздо сообразительнее, чем на вид. И уже через неделю в низкое окошко снимаемой доктором комнаты неподалеку от больницы осторожно постучали. Привыкший к ночным побудкам Леонид Петрович мгновенно проснулся, посветил фонариком в сторону отчаянно тикавшего на тумбочке будильника и, накинув на плечи старую солдатскую шинель вместо халата, отодвинул занавеску. За окном был Охотник.

Павленок отпер дверь и впустил ночного гостя, тащившего за собой внушительный мешок. Затеплил свечу, всмотрелся в знакомое невыразительное лицо, покрытое частой сетью глубоких морщин. Указал рукой на табурет: