…Многие из его сослуживцев были искренне убеждены в том, что Унгерн любил саму войну так же страстно и беззаветно, как другие любят карты, вино или женщин. Легенды, ходившие о его храбрости и бесстрашии, на самом деле не были легендами.
Монголию Унгерн впервые увидел в 1912 году, когда там началось восстание против Китая. Русское правительство это восстание поддержало, а барон отправился в монгольские степи добровольцем. Однако в бескрайних степях он не только воевал, но и истово изучал буддизм, монгольский язык и культуру, свел знакомство с авторитетными ламами.
Не прошло и года, как Унгерн подал в отставку, и где он был следующие полгода, в точности не знает никто. Вполне вероятно, что он провел время в буддийском монастыре, углубляя свои знания языка, обычаев и чуждых всякому европейцу нравов. А когда грянула Первая мировая война, Унгерн снова оказался в армии, в Уссурийской дивизии армии генерала Самсонова.
Воевал он храбро, получил пять орденов, а особенно прославился пластунскими рейдами в тылы противника. Однако барон Врангель, в полку которого Унгерн служил, отзывался о бесстрашном офицере неодобрительно: да, храбр, да, умеет строить отношение и дисциплину с нижними чинами, однако постоянное пьянство часто толкало его на поступки, роняющие честь офицерского мундира. За что есаул Унгерн в конце концов и был отчислен в резерв чинов.
Когда после переворота в России Керенский поручил однополчанину барона, есаулу Семенову сформировать в Забайкалье добровольческие части из монголов и бурят, Унгерн не захотел остаться в стороне. А собиравшийся в Сибирь будущий атаман Семенов был только рад иметь рядом человека, хорошо знающего язык и обычаи «диких инородцев». Оба уехали, и в европейской России этих двух есаулов больше никто не видел.
Когда в Сибири к власти пришли большевики, Унгерн под началом Семенова объявил им «вендетту». Однако вскоре пути атамана и «сумасшедшего» барона разошлись ввиду полной неуправляемости потомка тевтонов. Унгерн, как принято говорить, отправился в «свободное плавание», в котором и пребывал до самого своего конца. Так что, строго говоря, и участником Белого движения назвать его можно с большой натяжкой.
Барон, пользуясь старыми связями с ламами, довольно быстро сформировал подчиненную лично ему Азиатскую конную дивизию. Она имела весьма пестрый состав: в ней были и русские офицеры, и уголовная публика всех национальностей. Впоследствии дивизия пополнялась добровольцами из Монголии и Китая. Особенно тепло Унгерн отзывался о перешедших на его сторону красных партизанах и народоармейцах: не без основания опасаясь расплаты за предательство, те воевали отчаянно.
Имелся в дивизии и отряд японских добровольцев. И этот факт тем более удивителен, что по тогдашним японским понятиям, военная служба кому бы то ни было, кроме императора, была абсолютно недопустима.
Телесные наказания и пытки[144]
были в дивизии Унгерна самым обычным делом. Провинившимся и пленным рубили пальцы, протыкали тела раскаленными шомполами. Из уст в уста передавались страшные байки о садистских фантазиях барона. К примеру, в ходу у него были «волчьи чердаки», где сидели на цепях пойманные волки. Единственную их пищу составляли брошенные на чердаки пленники. А вот дивизионных пьяниц Унгерн предпочитал сажать в темный заминированный подвал, где каждый шаг провинившегося мог стать для него последним.Со временем барон провозгласил себя наследником Чингисхана и выдвинул идею создания Великой Монголии, которая будет простираться от Волги до Тихого океана. С тех пор он стал носить желтый монгольский халат с нашитыми на плечи генеральскими погонами. Он постоянно твердил о превосходстве «желтой расы», которая призвана сокрушить прогнившую западную цивилизацию.
С 1920 года Унгерн фактически полностью погрузился во внутренние монгольские дела, которые, по сути, являлись типичными феодальными разборками с легким политическим оттенком.
Осенью 1920 года Унгерн поднимает «тихий» бунт и расходится с атаманом Семеновым. В октябре 1920 года из Забайкалья в Монголию вступила Азиатская конная дивизия под командованием Унгерн-Штернберга. Барон двинулся в сторону древней кочевой столицы монголов – Урги.
Целью похода Унгерна на Ургу было «восстановление всех монархий», а начать он замыслил с Монголии. Первоначально неистовый барон планировал объединить все монгольские земли (Внешнюю и Внутреннюю Монголию) в Единую Великую Монгольскую Державу. Затем Унгерн намеревался создать Срединное государство, что должно было, в свою очередь, создать необходимые условия для восстановления монархии в России, а затем и в Европе.
…Телегу, на которой лежал связанный Унгерн, сильно тряхнуло: обоз доехал до берега Селенги и стал. Прислушиваясь к разговорам вокруг, барон понял, что следующую часть пути ему предстоит проделать на пароходишке. Комбат Перцев из штаба 35-й дивизии прочитал переданную ему депешу из Сибревкома и под хохот народоармейцев отчаянно выругался: