Раздосадованный потерей, комдив приказал сколачивать новые плоты меньшего размера. Повозки были разгружены, а груз с каждой разделен на несколько плотов. Прикинув остатки пригодного для плотов леса, Дягур понял, что переправа сильно затянется. И что придется ждать, пока разгруженные на другом берегу плоты будут доставлены обратно. К тому же течение проклятой Джиды сносило плоты на версту-полторы, и, чтобы вернуть порожняк, бойцам приходилось, как бурлакам, тащить их по воде против течения. Причем тащить «с запасом» – на версту выше по течению, чтобы попасть к месту переправы уже на этом берегу.
Бойцы-обозники, перебравшиеся на другой берег с лошадьми, догадались волочить плоты против течения конной тягой.
Нервно поглядывая на солнце над головой и без конца пересчитывая оставшиеся повозки с ценным грузом, Дягур понял, что переправить всё до заката нереально. Хорошо, если удастся управиться за пару дней!
Командир 2-го стрелкового батальона Додонов предложил Дягуру переправлять груз в самих арбах, имевших форму больших ящиков. Как выяснилось, повозки хорошо держались на воде – надо было только снять огромные колеса, обитые тяжелыми железными полосами, и увеличить плавучесть парой бревен или десятком досок. Для охраны секретного груза на том берегу Дягур распорядился одновременно переправить через коварную Джиду одну из двух пулеметных рот.
Дело пошло вроде быстрее. Не обошлось, правда, и без досадных ЧП. Две повозки, хоть и наполовину разгруженные, на середине реки отчего-то развалились, и ящики с золотом пошло на дно.
На закате комдив приказал прекратить переправу. На левом берегу осталась примерно четверть стратегического груза, пулеметная рота, штаб и санитарно-комендантское подразделение. С нарочным на противоположный берег был передан приказ: ужин, короткий отдых – не более трех часов, а затем починка поврежденных плавсредств. С рассветом – обратная переправа плотов и порожних повозок.
Едва рассвело, переправа возобновилась. Однако усталость бойцов и спешка привели к новым потерям драгоценного груза: один из плотов, по-видимому, потерял прочность при вчерашней переправе, бревна и доски в воде разъехались, и ящики с золотом опять пошли на дно Джиды. В тот день утонуло и шестеро бойцов, не умевших плавать…
Тем не менее к вечеру следующего дня переправа была закончена. Настало время подсчитывать потери, освобождать для груза несколько телег комендантского батальона. Дягур дал красноармейцам команду на отдых до утра, мрачно размышляя о переправах через две оставшиеся на пути реки. Правда, Чикой и Хилок не были такими широкими и полноводными, как Джида. К тому же проводники в один голос уверяли, что, сделав небольшой крюк в сторону, можно найти на этих реках перекаты, вполне преодолимые для неразгруженного каравана.
Подсчет оставшегося груза показал плачевные итоги. Из 44 подвод и верблюжьих повозок, с которыми красноармейцы покинули храм Хара-Байян, в наличии осталось чуть больше трех десятков. А из 164 ящиков реквизированного золота больше четырех десятков остались на дне Джиды.
Не прибавил радости комдиву и командир взвода Госполитохраны, особист Плотников. Явившись к Дягуру, он потребовал разговора наедине и заявил, что вел свой подсчет переправляемых через Джиду ящиков. И что его подсчет не сходится с реальными потерями.
Погруженный в тяжкие раздумья, комдив не сразу «въехал» в многозначительный намек Плотникова. И, встряхнув головой, попросил повторить сказанное.
– Ящиков, говорю, не 43 утонуло! Я лично подсчет на том берегу вел, Александр! Сорок один утоп, готов поклясться! – засуетившись, Плотников достал из верхнего кармана гимнастерки клочок бумаги с какими-то пометками, крестиками и вопросительными знаками – частично зачеркнутыми. Подвинув бумажку к локтю комдива, он начал тыкать в нее карандашом. – Вот сам гляди, Александр…
– Погоди-ка, Плотников, – Дягур отодвинул бумажку и впер в особиста тяжелый взгляд покрасневших от бессонницы глаз. – Ты что, хочешь сказать, что мои бойцы украли два ящика?
– И очень даже просто! – продолжал стоять на своем чекист. – Я же сам ящики при погрузке пересчитывал! И здесь, и на том берегу. Счел оставшиеся – не идет итог, комдив! Двух ящиков не хватает! Дважды пересчитывал! Вот, погляди мои записи…
– Плотников, я хорошо помню, как ты с этой бумажкой вчера по берегу бегал, – устало перебил его Дягур. – Бегал, и на каждый плот нос совал. А теперь ты открываешь свою поганую пасть, чтобы опорочить моих ребят? Моих хлопчиков, с которыми я сорок раз под огнем лежал и в атаку ходил, пока ты в обозе карандаши точил и за кашеварами следил! Не стыдно, политохрана?
Плотников встал, сгреб бумажку с записями, со второго раза попал ею в карман гимнастерки.
– Значит, вот ты как, товарищ Дягур! Пасть моя поганой тебе мнится. А может, и политинформацию, которой я с твоими бойцами занимаюсь, поганой тебе кажется? Указания РККА для тебя – погань? Ты прямо говори!