– Слушай, господин-товарищ, просьба у меня есть к тебе. Выполнишь?
– Говори, Михей! Если в моих силах – выполню, слово чести!
– Слово чести? – Михей с трудом приподнялся на локте, всматриваясь в лицо Агасфера, снова рухнул на лежанку. – Те злыдни тоже охфицерами были, но у тебя лицо вроде другое… И воевали с тобой, опять-таки, вместе… Ладно, слушай…
Еще раз откашлявшись, дед Михей принялся рассказывать о том, как в начале января 1920 года на блокпосту остановился поезд. Как сошедшие с него офицеры искали несколько подвод – якобы покойников своих похоронить. Продукты, деньги большие предлагали. А потом, найдя-таки сани у местных богатеев, возили какие-то ящики в развалины часовни. Тогда у нее стены еще целыми стояли.
– И не упокойники там были, а вот что, – пошарив под тулупом, Михей вытащил несколько золотых монет в жестянке из-под монпансье. – Я, как золото энто увидел, сразу беду почуял, увел своих снох и своячениц за поселок, в наш зимний курятник. А охфицеры, как яшшики перевезли, часовню взорвали и всех посельщиков, кто спрятаться не успел, постреляли. И их, и своих солдат. Меня с бабами кинулись искать – наш домишко у самой колеи чугунной стоял, к нам первыми они и заходили. Сожгли они по злобе избу нашу – может, думали, что мы в подполе хоронимся, а искать некогда было уже. И уехали на своем поезде дальше, в сторону Иркутска…
– Я бывший сапер, Михей, – кивнул Агасфер. – Как развалины увидел – сразу все понял. И на могилках дата одна стоит.
– Да-а, глазастый ты, паря…
– Так что ты хочешь, Михей?
– Вот, возьми моих трех солдатских Георгиев, господин охфицер, – закряхтел старик. – Ты без одной руки, я на войне ноги лишился – стало быть, не чужие мы с тобой друг дружке люди. Это первое.
Старик вложил в руку Агасфера тряпицу с завернутыми в нее наградами.
– Еньке хотел оставить, дак ведь мал еще, растеряет, оголец!
– Спасибо за доверие, Михей. Сберегу в память о тебе…
– Вот-вот, сбереги! – Старик снова надолго закашлялся. – А теперь главное скажу. Прошу Христом Богом: увези ты проклятое золото отсель куды хочешь!
Просьба была неожиданной, и Берг с Медниковым растерянно переглянулись.
– То есть как это – увези? Ты хоть понимаешь, старый, что предлагаешь? Это же не кисет с табаком, черт возьми! Если ты прав, и солдаты под часовней золото спрятали, то вы всем блокпостом своим до конца жизни можете как сыр в масле кататься! Да что вы – там и внукам, и правнукам за глаза хватит, если с толком распорядиться. А ты первому встречному сокровища предлагаешь!
– Проклято то золото, господин ученый, – упрямо твердил Михей. – Не нужно оно нам. С той зимы несколько раз его тут искали – и белые, и красные, и анархисты какие-то… Места точного не знали – стало быть, не те, кто прятал, приходили. Тем-то зачем искать? Слушок, должно, прошел. И тыщи великие сулили, и под оружием держали посельщиков. И по мордасам били… Двоих побили до смерти… Только пятнадцать душ теперь в поселке и осталось: мы с Енькой и еще бабочки.
– Ну-у, не знаю, Михей, – колебался Берг. – Может, властям сдашь золото, а? Вас всех в Иркутск заберут, наделы дадут, домишки… Может, и награда какая выйдет.
– Ага, награда! – старик матюгнулся. – Энти, краснозадые, наградят! Сколько разов в блокпосту появлялись – всё про мировую революцию талдычили. А чем кончали? Курей для своей мировой революции позабирали, да еще грозились к стенке поставить, ежели зерно спрятанное отыщут… Да, энти заберут всех отсель – это ты верно говоришь. Только наделы наградные нам в Турханском краю, полагаю, определят! Нет, не отдам властям!
– Понятно, Михей, – Агасфер подумал. – Извини, но и я твою просьбу выполнить, наверное, не смогу. Я ведь ученый, не кладоискатель. Ну, заберу – и куда его деть? По карманам спрятать? Ты сам говоришь: сани они искали – стало быть, много золота. Не ящик, а поболее. Сам подумай: повезу я клад в своих телегах, а куда? Первый патруль комиссарский обыщет, золото найдет – и к стенке нас!
Агасфер замолчал, не обращая внимания на покашливание и толчки Медникова. Старик Михей прикрыл тяжелые веки.
– Стало быть, пропащее наше дело, паря… Ты уйдешь – другие придут, падкие на золото. Найдут его, и Еньку с бабами, как ненужных свидетелей, постреляют. И род наш кончится…
По бородатому морщинистому лицу старика покатились слезы.
– Еньку, если хочешь, могу забрать, – предложил Берг. – В люди постараюсь вывести. Только учти, что не в России я живу, за кордоном.
– Никуда я отсель не пойду, пока деду Михею глаза не закрою! – закричал из-за печи мальчишка. – И теток своих тут не брошу!
Потерявший терпение Медников потряс Агсфера за плечо:
– Слышь, Бергуша, выйдем на минуту: разговор есть!
Тот отмахнулся: знаю я твои разговоры!
Помолчав, Агасфер вдруг прикусил губу: посетившая его мысль была настолько очевидной, что он удивился, как не подумал об этом раньше. Прикинув еще так и сяк, он положил руку на грудь старика.