Агата

Под вечер, вернувшись на почту, чтобы отчитаться о проделанной работе, я убедилась, что Оксана Борисовна была права, когда фотографировала корреспонденцию, прежде чем бросить в ящик старой склеротички. Та как раз пришла и устроила скандал: почему нет журналов? Когда же ей показали фотоснимок, на котором были ясно видны оба журнала, свисающие с края, и я ещё подтвердила, что своими глазами видела, как Оксана Борисовна положила их в ящик, буйная дамочка передёрнула плечами и удалилась, процедив сквозь зубы: «Безобразие!». И никаких тебе: извините! Вторая баба Валя! Та тоже большая любительница спускать собаку на почтальонов!

В этот раз я поехала после работы сразу домой. Уже в автобусе я решила погуглить: кто же такой этот Егоров, о котором вся Коломна знает? Прохаживаясь по ссылкам, которые мне услужливо предоставлял Интернет, я всё больше убеждалась, что чувак реально достойный. Даже на суде в своём «последнем слове» он говорил, что если бы была возможность вернуться назад, он делал бы ровно то, что делал — боролся бы за экологию родного города. «Потому что меня так воспитывали: нельзя проходить мимо чужой беды. А если уж своя, то тем более».

«Эх, Лизка, Лизка! — думала я. — А ты вот за всё время, что этот замечательный человек сидел в тюрьме, не написала ему ни одного письма, ни слова доброго ему не сказала! Упивалась своим собственным горем, и ни до чего тебе больше дела не было!».

А вот бабушка, будь она жива, непременно бы ему писала.

Где искать освободившегося Егорова, я не знала, да и теперь он наверняка так не нуждался в моих добрых словах. Но ведь есть ещё в России политзаключённые, которых несправедливо посадили за решётку. Что если взять и кому-то из них письмо написать?

Я снова включила Гугл и набрала в поисковике «Алексей Горинов». Глядя на седовласого человека в клетчатой рубашке, стоящего в клетке-аквариуме с антивоенным плакатом, я уже знала, что ему и напишу.

***

Лишь только автобус довёз меня до Непецина, я первым делом заглянула в магазин, чтобы купить цветную бумагу. Вдобавок взяла и наклейки в виде черепашек, которые случайно увидела на полке. А ещё — чёрную ручку и клей-карандаш.

Дома я сложила зелёный лист пополам, заклеила с боков, чтобы получился конверт, написала адрес, который Горинов указал на письме к Надежде в качестве обратного, затем свой домашний. После чего принялась обклеивать самодельный конверт черепашками. Учитывая мою фамилию, я сочла, что наклейки именно с этими земноводными будут как нельзя более кстати.

Весь вечер я писала письмо. В итоге после нескольких попыток найти нужные слова у меня получилось: «Здравствуйте, Алексей Александрович! Пишет Вам обычная почтальонша. Читала про Вас. Вы реально классный! Очень хочу, чтобы вся эта гадость поскорее закончилась, и Вы вышли на свободу. Душой с Вами и за Вас! Лиза Черепанова».

Затем сложила лист вчетверо, засунула в конверт и заклеила последний сверху. Завтра на почте куплю марок и отправлю.

***

— Лизка, ну, что за детский сад, ей Богу? Можно ж было купить нормальный конверт! — Оксана Борисовна была ошеломлена, если не сказать больше.

— Ну, не умею я писать письма так, чтобы завораживало, — ответила я, бросая проштампованное письмо в ящик. — Так хоть конвертом удивлю.

— А кому письмо?

— Горинову.

— Эх, Лизка, ерундой маешься! — отозвался Серёга, администратор. — Лучше бы бухала!

Я хотела было просто на автомате ответить ему той фразой, которую немцы дружно сказали после поражения в войне: «Никогда больше!». Но тут меня позвала к себе Галина Викторовна. Пришлось подчиниться начальству.

— Лиза, твоя задача на сегодня, кроме писем, доставить вот эту коробку. Вручишь под роспись.

Коробка была по размеру чуть больше ладони и предназначалась некой Семёновой М.В. Дом — тот самый, с которого начался мой первый рабочий день. Квартира пятьдесят семь. Так это ж, получается, та самая склеротичка, которая вчера устроила скандал. Да, попала ты, Лизка! Ну, что делать — такова наша работа!

Отправлена была коробка с балашихинского почтамта, и отправителем значилась тоже Семёнова с именем на А.

— Хорошо. Всё сделаю.

Попрощавшись с коллегами до вечера, я пошла по адресам. Первым делом я решила навестить эту самую Семёнову. Чем раньше от этой стервозной бабы отбоярюсь, тем будет лучше.

Поднявшись на лифте, я позвонила в дверь. Хозяйка, открывшая мне дверь, очевидно, уже была не в настроении, ибо вид у неё был весьма далёк от дружелюбного.

— Здравствуйте! Я с Почты России. Пожалуйста, получите, распишитесь, — с этими словами я протянула ей коробку вместе с извещением.

— Давайте сюда.

Схватив с тумбочки ножницы, она быстро перерезала упаковочный скотч и вскрыла коробку, буквально разорвав на части весь верх. Затем вытащила оттуда завёрнутый в бумагу скотч и записку. Быстро пробежавшись по последней глазами, она принялась ругать отборной матерщиной «неблагодарную стерву Альку».

— Распишитесь, пожалуйста, — напомнила я ей.