«Агата Кристи». Чёрные сказки белой зимы

Хотя речь во «Временах» шла совсем не про наркотики, на последних минутах эфира ведущий вдруг процитировал строки из «Опиума для никого» и заговорил об ответственности автора песни за разгул наркомании в России. Глеб стал отвечать, что это было давно, что среди поклонников «Агаты» почти нет наркоманов, что он православный христианин, а это несовместимо с употреблением, что обсуждение рок-звёздами проблемы наркотиков только привлекает внимание молодёжи к этой теме. Он говорил правильные и убедительные слова, но дикция его явно хромала, как будто язык одеревенел. К этому и прицепился Познер: «Я могу вам задать неприятный вопрос? Вы сейчас выпивши?» – «Нет». – «Значит, мне показалось». Пошли финальные титры программы.

«Глеб был трезвым, – утверждает Евграфова. – Я не ожидала, что журналист уровня Познера не в состоянии как-то по-другому выправить диалог. Я считала, что он лучше умеет вести эфир. После этого я вычеркнула Познера из своего списка уважаемых мною профессионалов. Я была разочарована». Сама «свежая голова» в эфире другого канала высказалась брутальнее: «Неуважаемый мною ведущий Познер пытался выбить из седла каждого собеседника. Когда он понял, что со мной этот номер не проходит, он сделал ход конём и ударил под дых. Этому хамству его, наверное, в Америке научили».

Несмотря на то, что в данном конкретном случае телеведущий был не прав, подозревая Глеба в нетрезвости, пересуды о плохом поведении братьев вновь вспыхнули не на пустом месте. «Вторая половина 1990-х была парадом всех тяжких: то у меня наркотики, у Глеба – алкоголь, то наоборот, – говорит Вадик. – Гастрольная жизнь очень тяжёлая, психологическая нагрузка огромная, – не справлялись. И часто казалось, что все эти штуки как-то расслабят, простимулируют. Да, сначала это действовало, но потом неизменно возникали проблемы со здоровьем, психикой, жизнью». Глеб, отстаивая своё право писать обо всём, что ему хочется, фактически признавался в наркотической подоплёке своих мрачных текстов: «Я ни о чём таком, что бы не происходило со мной, не пел и не пою. Я не виноват, что от этого люди, бывает, умирают. Я сейчас говорю не только о наркотиках, а о моём понимании мира в принципе. Люди умирают в любом случае, даже от спортзалов. Давайте на фитнес в суд подавать».

Фото из архива группы «Агата Кристи»

Подавать в суд на «Агату» никто не собирался. На группу массовый зритель просто махнул рукой. Самойловы как будто даже радовались этому и изо всех сил пытались намалевать на будущем (своём и группы) жирный крест. «Альбомы "Ураган", "Чудеса" и "Майн кайф?" начали и завершили концептуальную линию в развитии "Агаты Кристи". "Майн кайф?" ставит некую точку», – говорил Вадик, словно бы отвергая возможность многоточия…

«Агата Кристи», 10 февраля 2001 года

Фото из архива группы «Агата Кристи»

Глава 9 «То ли это смех, то ли это крах, то ли страх вернуться в пустоту» (2000–2003)

Жизнь «Агаты» начала напоминать агонию. Количество гастролей сократилось. Новый директор «Агаты» Максим Лапицкий был москвичом, и ему не хотелось разъезжать по городам и весям. Гораздо проще было взять фонограмму и объехать за выходные два-три столичных клуба, получая небольшие деньги в каждом. С трудом удалось сорвать затею с фонограммой, но Максим всё – таки убедил Вадика, что группа не востребована, что стоит она не больше $1500 и что место ей в небольших московских клубах. «За нами прочно укрепился имидж спившихся наркош», – печально констатировал Вадик.

Глеб погружался в наркотическую пучину всё глубже. Позже он рассказывал: «Это было страшное время: доза появилась, у тебя всё успокоилось, и ты понимаешь, какой ты плохой. Попереживаешь, попереживаешь, а потом начинаешь думать, где найти следующую дозу. Несколько часов занимает поиск денег, ожидание курьера… Как только всё успокаивается, ты опять понимаешь, какое ты говно. При этом удовольствий никаких нет. Ты постоянно чуть-чуть увеличиваешь дозу, и постоянно ждёшь, будет или нет передоз. Несколько раз из-за передозировки меня буквально вытаскивали с того света. Это не жизнь, а просто постоянный страх». Кроме этого страха мучила Глеба и потеря вдохновения: «Писать песни – это больно, но это знакомая боль. Когда ничего нету, ничего сверху не валится – это же вся жизнь заканчивается. Ничего не приходит оттуда, уже три месяца ничего не валится. А вдруг всё кончилось?»