Агата Кристи. Свидетель обвинения

А Агата, соответственно, несчастна. Она уже давно чувствует, что с мужем что-то не так: он замкнут, раздражителен, редко бывает дома. После смерти матери, оставившей ей Эшфилд, Агата переезжает туда без Розалинды и мисс Фишер; живет уединенно, пытается собственными силами привести в порядок дом, который разваливается на глазах: комнаты забиты ненужными вещами, не работает отопление, течет крыша. Вернувшаяся из Эдинбурга Карло, увидев Агату после месячного отсутствия, ужаснулась: не спит, глаза ввалились, почти ничего не ест, по ночам бродит по дому, весь день плачет, не пишет. Секретарша-няня боится, как бы Агата не покончила с собой. Хотела бы – покончила: в чем-чем, а в ядах провизор Агата Кристи разбирается неплохо. К тому же всю правду она узна́ет позже, пока – лишь подозрения (для которых, впрочем, имеются основания).

Всё путает, забывает. Почему-то, подписывая чек, ставит вместо своего имени – имя героини Теккерея, интриганки Бланш Эмори. Напишет впоследствии:

«И всё же меня не покидало чувство, что я сделала что-то не так. Я подписалась именем Бланш или каким-то другим? Что-то в этом имени было неуловимо знакомое, и я, в конце концов, вспомнила или подумала, что вспомнила: Бланш Эмори – действующее лицо одного из романов Теккерея – “Ньюкомов”, кажется. Мне до сих пор непонятно, почему я подписалась ее именем: “Ньюкомы” вовсе не был моим любимым романом, хотя отец, помнится, эту книгу любил. Но Теккерей, в отличие от Диккенса, мне не близок – так почему же Бланш Эмори?!»

И казнит себя: зря она отказалась после смерти Клары поехать с Арчи в Испанию; зря уехала из «Стайлз» в Эшфилд.

«Теперь я вижу, что была не права, ведь на карту была поставлена наша с Арчи совместная жизнь. Мы же были счастливы, доверяли друг другу, и ни он, ни я не могли подумать, что когда-нибудь расстанемся, что между нами что-то произойдет…»

В Испанию, хоть и позже, все-таки поехали, однако поездка на Пиренеи в начале лета 1926 года не сложилась. Зачем-то сэкономили на билетах – и ехали вторым классом; эмоциональные испанцы в купе не замолкали ни на минуту, парочки – нисколько не стесняясь – всю дорогу целовались…

Сотерет, где Агата была вместе с родителями много лет назад, не произвел на Арчи никакого впечатления. Равно как и Сан-Себастьян. Всем своим видом Арчи давал понять, что поехали зря, и он хочет домой. Музыкальное шоу в отеле начиналось в половине одиннадцатого, когда Арчи уже крепко спал. Да и в гольф испанцы – странные люди – не играют.

Осознав в полной мере, что жить без Нэнси он не может и не станет, Арчи в августе однажды за ужином признаётся жене, что влюблен в другую женщину и хочет развестись. Жизнь Агаты останавливается. Признание Арчи – как гром средь ясного неба:

«В нашей совместной жизни никогда не возникало подобного рода подозрений, мы были счастливой и гармоничной парой, – недоумевает она. – Мы никогда не ссорились, да и он был не из тех мужчин, что заглядываются на женщин».

Сперва она думает, что это пройдет. Как всегда, ругает себя:

«Будь я умнее, я бы взяла на себя труд побольше узнать про жизнь мужа, вместо того чтобы его идеализировать, считать безупречным… Зачем только я переехала в Эшфилд?! И как так получилось, что он в нее влюбился? Не был же он в нее влюблен, когда приводил ее к нам, он даже не хотел, чтобы я ее приглашала…»

Действительно, Агата не раз приглашала Нэнси Нил в «Стайлз»; когда же Арчи говорил ей, что виделся с Нэнси в Лондоне, у Агаты не возникало ни малейших подозрений: «Дело твое».

У нее появляются всевозможные завиральные идеи, она пытается Арчи оправдать: